[Орден_Феникса]

Название: "Фантики"
Автор: Команда ОФ
Тип: гет
Рейтинг: PG
Персонажи: ФЛ/АЛ, БЛ
Жанр: драма
Техника: фотошоп, коллаж
Тема задания: Коллаж выполнен на свободную тему «Военный дуэт»
Дисклеймер: Канон принадлежит Джоан Роулинг
Саммари: "У каждой жизни есть мелодия своя" (С)
Примечание: коллаж выполнен на командный конкурс «Битва за Англию».

@темы: Орден Феникса, Гет, Фрэнк Лонгботтом, Арт, Коллаж, Конкурсная работа, Выкладка 11, Беллатрикс Лестрейндж, Алиса Лонгботтом

---

[House of York]

Текст снят и перенесен в сообщество Темных
по адресу www.diary.ru/~albansk/p163527384.htm

@темы: НЖП, Джен, Фик, Пожиратели Смерти, Конкурсная работа, Выкладка 10, Рудольфус Лестрейндж, Текст

---

[Орден_Феникса]

Название: Из тени
Автор: Команда ОФ
Бета: будет названа позже
Тип: джен
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Аберфорт Дамблдор, Альбус Дамблдор, Аластор Моуди, НЖП
Жанр: драма
Размер: миди (около 66800 знаков с пробелами)
Дисклеймер: канон принадлежит Джоан Роулинг
Саммари: старший брат – умный, а младший… младший уж как получится
Тема задания: фик написан на тему: «Переход изначально нейтрального персонажа на сторону Ордена».
Примечание 1: фик написан на командный конкурс «Битва за Англию».
Примечание 2: за этот фик нужно голосовать по критерию «Раскрытие военной темы – личное» (и еще, разумеется, за общее впечатление).

Глава 1

Расстояние между прутьями небольшое – рука не проходит, поэтому приходится передавать кувшин через забор. Анна принимает его и прижимает к груди, как ребенка. Она смешно щурится, прикрываясь ладонью от солнца.

– Какое утро, ах, милый Аберфорт, какое хорошее утро!

И вправду хорошее.

Земля рассыпается под ступнями – Аберфорт любит ходить босиком, но не по траве, а именно по песку с маленькими камешками. Анна пьет молоко прямо из кувшина, облизывается, но на губах все равно остаются молочные следы.

– Какое вкусное… Спасибо, – и хохочет. Заливисто, как девчонка. Смешливая она совсем не по годам. Это белое платье, кучерявая челка и браслет из пуговиц – Анна выглядит такой молодой, хотя ей давно за пятьдесят. Аберфорту самому чуть больше семидесяти – вроде старость пришла, но он не чувствует возраста. Хотя Анне он, наверное, кажется совсем стариком.

И Зигфриду лет немало – козлы столько не живут, но Аберфорт-то знает, в чем дело. Главное, чтобы другие не узнали, иначе расследования не избежать.

– Почему-то только у ваших коз такое вкусное молоко. Особый секрет?

Есть, правда, Анне его не расскажешь. Десять коз – без определенной магии не управишься. И Зигфрид помогает: при нем они послушные.

– Не хотите говорить? Ну и ладно, у каждого мастера свои секреты.

Протяжно блеет Зигфрид, напоминает, что коз пора поить. Потом выпустить на улицу, а Кнакси все еще хромает бедная – за ней особый уход.

Когда Аберфорт заканчивает все дела, солнце уже высоко в зените. Он отряхивает руки и идет в дом. Зигфрид почему-то стоит на крыльце и нетерпеливо бьет копытом. Глаза не сразу привыкают к темноте в гостиной, но вроде всё в порядке. И чего Зигфриду неймется?

– Ничего не изменилось. Ничегошеньки.

Голос знакомый. Аберфорт оборачивается и точно уже знает, что увидит в кресле того, кого не ждали.

– И Зигфрид всё такой же. Сколько ему? Пятьдесят? Шестьдесят?

– Тебе какое дело? Чего приперся?

Аберфорт груб, но Альбус сам виноват – явился без приглашения. Уютная гостиная будто съежилась, а по углам легли тени. И Зигфрид там, на улице, жалобно блеет – чувствует неладное. Просто так Альбус не пришел бы, должна быть серьезная причина.

– Я купил бар в Хогсмиде. Отличный бар, кстати говоря. Переписал на твое имя, и теперь ты единственный владелец, – говорит Альбус. И смотрит на портрет Арианы. – Ты его увеличил? Он определенно был меньше.

Вот так скажет что-нибудь нелепое, но с таким серьезным видом, и думай потом, взаправду или шутит. Это у него семейное, от матушки – та еще шутница была.

– С какой радости? Да и зачем мне бар в Хогсмиде?!

– О, он тебе понравится, – подмигивает Альбус. – Там атмосфера такая… такая, как ты любишь.

Не зря ему снилось сырое мясо – теперь точно быть беде. И свалился же на голову, столько лет не виделись. А так всё хорошо было: дом, козы, Анна, тишина. Аберфорт, может, даже решился бы предложение Анне сделать… лет через пять. Или шесть.

– Я не поеду.

– Там есть дворик, – продолжает Альбус. – Можно перевезти несколько коз. Помнишь, ты в детстве всегда хотел собственный бизнес?

– Я молоко продаю.

– Разве это бизнес? – хмыкает он. – И много зарабатываешь?

– Я просто не понимаю, зачем тебе это надо?

– Считай, отдаю старый долг.

Аберфорт бессильно опускает руки. Столько лет прошло, а сопротивляться все равно тяжело. Старый долг, как же.

– Ты нужен мне, брат, – у Альбуса в глазах что-то такое мелькает, то ли грусть, то ли страх – он не успевает разглядеть. Значит, нужен. Значит, дела плохи. Он слышал что-то о темном союзе, совсем мельком, только те слухи, которые дошли в их глушь. Вроде как за права чистокровных выступают. Вполне обычное дело – сколько таких организаций было и сколько будет. Но почему Альбус так встревожен, хоть и не показывает? Не хочет заранее пугать или просто неуверен?

– Скажи мне, – Аберфорт пристально смотрит на брата, – всё настолько серьезно?

– Трудно сказать. Пока почти ничего неясно. Но интуиция…

– Подсказывает, что будет хреново?

Альбус кивает, закрыв глаза, и подпирает рукой подбородок. Ждет, пока Аберфорт примет решение. Хотя оба знают, что оно уже принято.

– Хорошо, – говорит Аберфорт. – Я согласен. Как только разберусь со всеми делами, перееду. А сейчас – уходи. Мне некогда тебя развлекать.

Альбус уходит почти бесшумно – дверь скрипит легонько. Будто бы и не было его тут. А в воздухе карамельный запах, навязчивый и приторный, как он сам.

На сборы уходит несколько дней. Всех коз он взять не может, не тащить же стадо с собой в Хогсмид. Берет Зигфрида, Пятнышко и Кнакси – уж очень ее жалко, остальных продает соседу.

Вещей немного. Аберфорт оставляет в доме почти всё, только портрет Арианы уменьшает и кладет в карман. А на крыльце, перед тем как закрыть дверь, вспоминает, как они сюда въезжали. Уже без папы: он, мама и Ариана.

И Альбус. Альбус как всегда первый выхватил ключ, хотя мама могла открыть и без него, и долго возился. Шестьдесят пять лет почти прошло, а ощущения всё те же.

Он еще долго стоит у ворот – не решается сделать последний шаг. У забора крапива, ему почти по колено. И одинокий колос пшеницы, зеленый еще.

– Уезжаете?

Аберфорт не хотел с ней прощаться. Пусть бы считала, что он умер или еще что-нибудь – женщины умеют придумывать объяснения. А говорить сейчас совсем не хочется, тем более с Анной. Он просто молча кивает.

– Как жаль. На днях должен был вернуться мой муж… Я бы хотела, чтобы вы познакомились.

У него – Альбус, у нее – муж. Всегда есть какая-то помеха. И ничего тут уже не сделаешь: раз не судьба – так не судьба.

– А далеко? Если, конечно, не секрет.

Типичное женское любопытство. Аберфорт на ходу придумывает какого-то тяжелобольного родственника – то ли троюродного брата, то ли двоюродного дядю – и плетет историю про наследство, про злобную тетку. Анна с интересом слушает и сочувственно кивает.

– Ох уж эти родственники. Но вы держитесь, – говорит она, – думаю, у вас все получится.

На прощание она протягивает руку. Аберфорт торопится, прощание получается скомканным. И быстрым шагом идет по дороге прочь от дома. Потом сворачивает в подлесок и там аппарирует. Он мог бы аппарировать прямо из дома, но почему-то сама мысль об этом ему противна.

Хогсмид встречает его суетливой толпой. День хороший, теплый, парочки прогуливаются под ручку, у «Сладкого королевства» дети бегают как заводные. Какая-то полная женщина кричит на перепачканного ребенка.

Он с трудом отыскивает «Кабанью голову» в темном переулке. Судя по лужам, солнце сюда никогда не заглядывает. Перекошенный порог, дверь в щелях и подозрительных пятнах, а внутри всё, абсолютно всё, в паутине. И затхлый запах, и дохлые мухи между рамами окна, и ржавые петли…

Самое место для него. Лучше не найти.

***

Уборка идет полным ходом. Аберфорт, попивая огневиски, сидит за барной стойкой и лениво взмахивает палочкой. Паутины становится меньше, но всю не убирает, иначе атмосфера пропадет. Он уже нашел поставщика спиртного и договорился, остается только ждать.

Когда на пороге появляется Аластор Моуди, Аберфорт ухмыляется: теперь-то ясно, что Альбус не просто так купил этот бар.

– Чего скалишься? – приветствует Моуди. – Дело есть.

– Стучаться надо.

– Еще чего.

Аластор сильно набрал в весе со времени их последней встречи. Когда-то давно Моуди вытащил его из того дела о неправомерном использовании заклинаний. Аберфорт вроде должен быть благодарен, но в душе понимает, что если бы не Альбус, то вряд ли бы за него тогда заступились.

– Отличное место, – Моуди снимает перевернутый стул со стола и садится. – Прямо то, что надо. Тебя Альбус уже ввел в курс дела?

Аберфорт молчит, потому что, во-первых, кому больше надо, пусть тот и говорит, а во-вторых, признавать, что брат струсил и вместо себя прислал аврора, пусть и друга, как-то не хочется.

– Понятно, – ухмыляется Моуди. – Так вот, всё это было не просто так. У нас завелись контрабандисты.

– Можно подумать, их раньше не было.

– Не в таких количествах, а сейчас – как сорвались. Слышал про порошок неуязвимости? Или про немаркированные волшебные палочки? А про это? – и Аластор достает из кармана мятый листок.

Аберфорт плохо видит без очков, вытягивает руку и щурится. Какая-то агитация, на картинке – строгий человек в мантии, текст – несколько пунктов. Что-то про чистокровных и политику Министерства.

– Что это?

– Перечисляют, чем опасно общение с маглами. Пугают вырождением и смешением культур. Вполне мирно, да? А знаешь, где нашли? – и Аластор, выдержав паузу, говорит: – В министерском кафе на каждом подносе была налеплена вот такая листовка.

– А зачем? Нет, точнее я понимаю зачем, но как это связано с «Кабаньей головой», да и со мной?

– Пока никак. Твой бар должен стать притоном для темных личностей. Не смотри так, это Альбус сказал. А ты подходишь. Во-первых, он тебе доверяет. Во-вторых, внешность у тебя такая… удачная, что ли. И разные делишки в прошлом. Да и у «Кабаньей головы» плохая репутация. То у гоблинов тут штаб был, то потом игорный дом. Предыдущего хозяина вообще в драке убили. Такие места притягивают всякую шваль.

Бармен с темным прошлым, бар сомнительной репутации – есть в этом какой-то знак. Аберфорт, по сути, сам из «всякой швали»: кажется, эта работа действительно ему подходит. Он не дурак – понял, к чему ведет Аластор, но виду не подает. Размеренно качает головой, вроде как размышляет, а сам думает совсем о другом: о поставщике, о трещинах на полу, о скрипучей двери.

– Дело, конечно, твое – ты не обязан ничего сообщать. Но бывают такие случаи, когда любая информация на вес золота… – Моуди прерывается, и Аберфорт соображает, что молчание затянулось. – Тебе решать, что слушать, а что пропускать мимо ушей, – тихо и как-то устало продолжает Аластор, – но, если вдруг я узнаю, что ты мог спасти человека… хорошего человека, и не сделал этого по каким-то своим соображениям, то разговаривать мы будем после этого совсем по-другому и в Аврорате.

Моуди простой, ему далеко до Альбуса. Тот бы не стал угрожать, потому что без толку: Аберфорт не боится ни Аврората, ни Министерства, ни Азкабана. Он уже в таком возрасте, когда любой страх – глупое кокетство со смертью.

– Морду будешь бить, я понял.

Они оба смеются: Аластор – громко, гулко и с хрипотцой, Аберфорт – почти беззвучно. Стул скрипит под Моуди, того и гляди развалится. Но это ничего, можно починить. Только кто починит мозги старому аврору?

***

Альбус пришел с новой идеей. Хотя наверняка еще раньше всё это придумал, до покупки бара, но выдает почему-то за новую. Он что-то делает в гостиной – Аберфорт не мешает. Его больше волнует отсутствие поставщика. Неделя почти прошла, а бар по-прежнему закрыт. Нельзя открывать бар, в котором не продается спиртное.

Альбус выходит уставший, но довольный.

– Я сделал потайной ход прямо из Хогвартса, – сообщает он.

Оказывается, из Выручай-комнаты можно теперь попасть прямо в «Кабанью голову». Альбус долго объясняет: что-то про магические поля Хогвартса, про задумку Основателей, про вектор перемещения. Но Аберфорт плохо во всем этом разбирается и слушает через силу.

– Почему из Выручай-комнаты?

– Если хочешь что-нибудь спрятать, прячь на самом видном месте, – смеется Альбус. – Я же только что объяснял про точки центрации. Понимаешь, магическое поле Хогвартса неравномерно…

– Я слышал уже, – зевает Аберфорт. – Можешь не повторять. Все равно ничего не пойму.

– Если бы ты учился в Хогвартсе, вместо того чтобы заниматься неизвестно чем.

– Да-а?!

Аберфорт сам удивляется, как пугающе у него вышло это самое «да-а», Альбус даже вздрогнул.

– Замаскируй ход, – говорит брат, переводя тему. – Вдруг кто-нибудь зайдет к тебе в гостиную.

И Аберфорт маскирует портретом Арианы.

А на следующий день, когда Альбус выходит из картины, на нем лица нет. Он падает на диван как подкошенный.

– Что это было? – бормочет он, глядя куда-то в пол и массируя виски.

– Ты сам сказал замаскировать, – пожимает плечами Аберфорт.

– Я не ожидал увидеть ее.

– У нее есть имя – Ариана.

– Но не так же…

Альбус порой сам не знает, чего хочет. То спрячь ход, то не так спрятал – не угодишь. Хотя он так тяжело переводит дыхание, что Аберфорт решает помолчать.

Альбус, криво улыбаясь, поднимается и говорит:

– Знаешь, я, наверное, пройдусь пешком.

Так и не сказал, зачем приходил. Забыл, наверное.

***

Поставщик все-таки подвел, Аберфорт старался найти надежного – не получилось. А ведь Мистер Кнолл вызывал доверие, видно было, что человек с деловой хваткой, просто так языком молоть не будет. Но пообещал и пропал, ни следа теперь. Альбус говорит, что это не его проблема. Впрочем, он прав: надо искать другое решение.

Решение само находит Аберфорта.

Незнакомец стучится в дверь «Кабаньей головы». Он явно нервничает: морщится, отводит воротник пальцем от шеи и головой вертит по сторонам так быстро, что кажется, будто она у него на шарнирах. Хотя, может, ему просто жарко.

– Зайти можно? – спрашивает он.

– Закрыто. Пока закрыто.

– Да ла-а-адно... Что это за бар, который закрыт?

– Закрытый бар.

Незнакомец так и пялится вглубь через дверной проход, подмечает каждую мелочь, а с виду такой простачок. Мантия явно поношенная, штопанная на рукавах. Волосы с проседью, щетина недельной давности, пористая кожа на лбу. Похож на банковского работника или мелкого клерка из Министерства и, судя по неухоженному виду, явно не женат.

– Слышь, а чем это у тебя воняет? Животными какими-то.

– Не нравится – вали, – бубнит Аберфорт, уж очень ему не по душе этот пронырливый тип.

– Да ты не злись. Я Флетчер, можно Данг, – и деловито протягивает руку.

Аберфорт руки не подает, но и не прогоняет незваного гостя – ждет продолжения. Этот Данг не просто так зашел.

– Говорят, тебя Кнолл кинул…

– Говорят, и кур доят, – не слишком-то вежливо отвечает Аберфорт. – Ты-то откуда знаешь?

– Я много чего знаю, – подмигивает этот самый Данг.

Аберфорт хватает его одной рукой за ворот мантии, втаскивает внутрь и прижимает к стене, а другой быстро закрывает дверь.

– Что еще говорят? – мрачно спрашивает он. У Данга на лице выражение полной растерянности: видно, не ожидал такого поворота. И тянется в карман, наверное, там палочка.

– Только попробуй, – предупреждает Аберфорт. – Я тебя задушу.

– Будто ты убил кого-то, чтобы этот бар получить. Врут, поди? Что-то ты на убийцу не очень-то и похож. Скорее крестьянин-огородник, – храбрится Данг.

– Убил – не сомневайся. Зачем пришел?

– Дело есть. Может, отпустишь?

– Разве я похож на дурака?

– Тебе нужен поставщик. Я могу решить эту проблему.

Аберфорт достает из-за пояса палочку и отступает на шаг, отводя руку. Данг громко выдыхает и трет шею. Красные пятна проступают на его щеках и лбу.

– Чуть не задушил. Псих, – наконец произносит он с заметной хрипотцой.

– Поговори еще. – Аберфорт делает еще несколько шагов назад и опускается на стул. Отчего-то вдруг колени дали слабину – дрожат, как от холода. – Что ты можешь предложить?

– Я знаю почти всех в этом бизнесе. Я могу достать тебе любой алкоголь, какой пожелаешь, и не только алкоголь. За деньги, разумеется.

– Слышу тут какое-то но…

– У меня нет лицензии на этот бизнес.

Аберфорт думает, но предложение смущает его. С одной стороны, опасно связываться с нелегальным поставщиком. Но, с другой стороны, этот Данг еще пригодится. Помимо основной деятельности он, кажется, еще и неисчерпаемый поставщик слухов. А лицензию можно будет организовать через Моуди – пусть и от него будет хоть какая-то польза в этом деле.

– Делаешь мне скидку – двадцать процентов, скажем, – говорит Аберфорт, – и пробную партию. Если мне нравится, мы заключаем договор на пять лет, и я помогаю тебе с лицензией. Если нет – ты больше здесь не появляешься. Идет?

Данг почесывает подбородок и молчит. Пауза затягивается. Но Аберфорт не торопит: в таких делах нужна осмотрительность.

– Пятнадцать процентов, – в его голосе чувствуется неуверенность.

– Я сказал двадцать.

– Хорошо, – сдается Данг. – Двадцать так двадцать. Пробная партия в конце недели. Согласен?

Аберфорт совершенно не против. Когда за Дангом закрывается дверь, он удовлетворенно цокает языком: дела-то, кажется, налаживаются.

***

Договор подписан, пробная партия распита. Моуди ворчит насчет лицензии – явно недоволен, но всё-таки делает, хоть и со скрипом.

Первых посетителей приводит Данг. Высокого, с бородавкой на правом веке, закрывающей почти весь глаз, зовут Рэнди. Коренастый и лысый – Карл. Этот спьяну показывает всем колдографии трех своих дочерей. «Пьяный папаша – зло для семьи», – говорит он и плачет, вытирая глаза мантией Аберфорта. А Данг роняет стакан и сам падает от хохота.

К зиме Аберфорт заказывает новый камин у мастера. Сильно ломит поясницу – к большим морозам, видать.

Глава 2

Очень холодный вечер, и шаль из козьей шерсти не помогает. Аберфорт по-стариковски кутается в нее, но пальцам всё равно зябко.

В баре странные посетители – вошли вчетвером, без лишнего шума, не похожи на завсегдатаев – слишком дорогие у них мантии, слишком чистая речь. Один из них, тот, что повыше, провел пальцем по скамье и что-то пробурчал, а тот, который в зеленой мантии, рассмеялся и сказал:

– Антонин, она не кусается, садись уже.

– Без имен, идиот, – прошипел высокий.

И ничего не заказывают – молча сидят. Наконец, весельчак не выдерживает и шепчет высокому. Тот отмахивается и, загибая пальцы, что-то перечисляет, но что именно – Аберфорт не слышит, как ни старается. Всё же старость, слух совсем не тот. Он от расстройства уже начинает дремать, и тут входит новый посетитель.

– Долго сидим, – говорит ему весельчак. – Очень долго.

– Ничего, – отвечает вновь вошедший. – Мне нужно было подумать. Бармен, огневиски!

Аберфорт не торопится, лениво протирает стаканы. Эти ведь привередливые: если грязь заметят, сразу крик поднимут. Разливает огневиски и несет к их столу. Наклоняясь, он мельком бросает взгляд на высокого. Знакомое лицо – Долохов, не иначе, а весельчак, скорее всего, из Ноттов, потому что уж очень похож на Роберта Нотта, с которым Аберфорт учился. Остальные сидят в тени, лиц не разобрать, но кто-то из них точно Розье. Где Нотты, там и Розье – так у них заведено.

– Он знает?

– Этот проклятый старик всегда всё знает.

– Тогда стоит ли идти туда, где он так силен?

– Мне нужно кое-что сделать. И узнать.

Говорящий понижает голос до едва уловимого шепота, но Аберфорт и так понял, о каком «проклятом старике» идет речь. Поэтому он, почти на цыпочках, чтобы не заметили, уходит к себе в гостиную, где через камин соединяется с директорским кабинетом Хогвартса. Альбус, сонный и уставший, услышав новость, нервно вздрагивает.

– Как он выглядел?

– В капюшоне он, я не разглядел.

– Узнать, говоришь… – тянет Альбус и прерывает разговор. Ни спасибо, ни до свиданья – хоть бы кивнул на прощание.

Аберфорт поворачивается, а в дверях стоит тот самый, который к Альбусу собирался, и смотрит, оценивающе так, с прищуром.

– С кем говорил?

– Сам с собой, – выпаливает Аберфорт. – Старость, знаете ли.

– Еще огневиски моим друзьям.

Скорее всего поверил, иначе просто так бы не отпустил.

Когда Аберфорт выходит из гостиной, за столом снова четверо: пятый, значит, ушел в Хогвартс, а эти ждут. Он разливает посетителям огневиски, а сам садится за барной стойкой – подремать.

И снится ему странный сон, будто бы Зигфрид умеет разговаривать.

– Всё это чушь, – убежденно говорит козел. – Плывешь по реке – и плыви дальше, а кто осудит – тот дурак.

– А если я не хочу? – интересуется Аберфорт.

– Тогда не плыви.

– Но я утону.

– Тогда плыви.

– Неужели нельзя по-другому?

– Если плыть не вдоль, а поперек, то из реки можно выйти. Но зачем?..

Кто-то трясет за плечо, и Аберфорт с трудом открывает глаза. Рука онемела от неудобного положения, пальцы почти не двигаются.

– Налей мне выпить.

– Что он спрашивал? И кто это был?

Альбус сосредоточенно водит указательным пальцем по краю стакана. И глаза уставшие, будто несколько дней не спал.

– Том Риддл, тот самый Лорд Волдеморт, – наконец произносит Альбус, когда принимает стакан в руки. – Просил должность. Хотя, сдается мне, цель у него другая была. Будто проверить что-то хотел.

– Что?

– Есть у меня на этот счет одно предположение. И если я прав, то мы получили несколько лет относительного спокойствия.

***

Посетителей обычно не очень много, если только не какой-нибудь праздник. Есть даже завсегдатаи, как, например, Олив Студ – приходит пропустить стаканчик каждый вечер. Данг тоже часто появляется – чаще, чем хотелось бы. Зато польза очевидна: от кого бы еще Аберфорт узнал столько сплетен. Говорят, что темный союз теперь по-другому называется, а новый министр, Нобби Лич, даже согласился выслушать их позицию. Хоть Данг – не очень надежный источник, и грош цена этим слухам, но Аберфорт все равно слушает – мало ли, на всякий случай.

Драки в «Кабаньей Голове» строго запрещены, как и дуэли. Хочешь драться – иди за дверь, не хватало еще Аберфорту проблем с законом. Да и убирать за ними некому. Зная свой характер, он работает без помощников: сам наливает, сам подает, сам деньги считает. У него есть Зигфрид, Кнакси и Пятнышко, а больше никто и не нужен.

И так продолжается до тех пор, пока в «Кабаньей Голове» не появляется она с белым кружевным зонтиком в руках.

Аберфорт от неожиданности проливает остатки огневиски прямо на расходную книгу –обложка тут же топорщится.

– Да, он не обманул, – произносит посетительница. – Это действительно ты.

– Кто он, и кто я? – осторожничает Аберфорт.

– Флетчер. Он сказал, что я найду тебя здесь, в «Кабаньей Голове». Так это твое наследство?

Она подходит ближе к стойке и наклоняется к нему. Десять лет почти прошло с их последней встречи, но она совсем не изменилась – всё та же смешливая Анна.

– Мое, – соглашается он.

– Флетчер говорил, что ты один работаешь. Думаю, тебе нужен помощник. – Она брезгливо отодвигает от себя грязные стаканы. – Ты вообще их моешь?

– Иногда. Подожди, откуда ты знаешь Флетчера?

– Долгая история. Давний друг моего мужа. Он как-то рассказывал, что поставляет спиртное в бар «Кабанья Голова», и про тебя упомянул, и про то, что ты один тут. А я так устала сидеть дома без дела и подумала, что…

– Мне не нужен помощник.

– Я не прошу много денег.

– Анна, я привык работать один. У меня ужасный характер, – признается Аберфорт. – Ты даже не представляешь насколько. Ты не сможешь.

– Не тебе судить о том, что я могу, мистер бармен! – вспыхивает она.

Упрямая, настырная… Анна смотрит и смотрит, не отводя взгляда, и Аберфорту, кажется, что она видит его насквозь.

– Здесь ошиваются такие личности, что даже мне бывает страшно. Ты все-таки женщина.

– А ты мужчина. И что?

Неоспоримый факт, и возразить нечего. Но женщине здесь не место, тем более такой, как Анна. Ее можно представить среди цветов или среди кексов с ванильной пудрой, но только не среди паутины и всей той пьяной швали, что бывает в «Кабаньей голове». Но и сказать ей об этом, язык не поворачивается.

– У тебя есть еще какие-нибудь причины?

Аберфорт качает головой. Может, Зигфрид из сна был прав: раз хочется, то почему бы и нет, а кто осудит – тот дурак?

– А твой муж? Он знает и не против?

– Почему он должен быть против?

– Я на его месте тебя никуда бы не отпустил.

– Видимо, мне повезло, что ты не на его месте, Аберфорт.

Он молча проглатывает обиду, потому что обижаться на правду как минимум глупо.

***

У Альбуса нет чувства меры – в этом Аберфорт не раз убеждался. Брат вместе с Аластором заперлись в гостиной, и оттуда слышны их крики. Даже посетители, привыкшие ко всякому, иногда с подозрением косятся в ту сторону. Анна же совсем недовольна – гремит стаканами.

Она идет с подносом к столу у входа, и какой-то толстяк притягивает ее к себе на колени за талию. Звонкий шлепок – пощечина, и Анна стоит уже с палочкой в руках.

– Если ты еще раз позволишь себе распустить руки, – шипит она, как змея, – ты их потеряешь.

Виновник скалит зубы, поворачивается к Аберфорту и говорит:

– Видал, какая? Горячая кровь.

– Пошел вон, – вяло откликается Аберфорт. – И чтоб я больше тебя не видел в моем баре.

Толстяк продолжает сидеть, но чувствуется, что уверенности у него стало поменьше.

– Ты слышал, что он сказал? – переспрашивает Анна. – Считаю до трех, и разбиваю этот стакан о твою голову. Раз, два…

– Ладно-ладно, – торопливо перебивает ее толстяк. – Ухожу. Какие все нервные.

Он встает, держась за спину, и кряхтит – явно демонстративно. И так же демонстративно хлопает дверью.

– Я же говорил, – шепчет потом Аберфорт.

– Ты о чем? – она делает вид, что ничего не понимает, а руки-то дрожат. Что ж, если ей хочется геройствовать, если такая упрямая – пусть доказывает, что не хуже Аберфорта справляется. Когда-нибудь ей надоест эта бессмысленная работа, и она просто уйдет.

– Ты ничего не понимаешь!!! – слышится крик из гостиной.

Если они так дальше собираются кричать, то распугают всех посетителей. Аберфорт решительно настроен высказать все недовольство Альбусу и для этого идет в гостиную, но сцена, которую он там видит, заставляет на время забыть о цели: Альбус и Аластор, склонившись над огромным пергаментом, вырывают друг у друга перо и переругиваются – Альбус, кажется, уже сорвал голос и теперь едва сипит, а Моуди громыхает, как испорченная волынка.

– Тайная организация не даст тех возможностей, что дает официальная власть. Министерству нужен сильный лидер, а не этот дохляк и мямля Лич. Они его не боятся.

– Нет и еще раз нет, – с трудом выговаривает Альбус, держась за горло рукой. – Можно запугать, можно ограничить – тут я с тобой согласен. Но к чему мы в итоге придем? Скорее всего, к деградации. Понимаешь ли, проблема настолько разрослась, что ее уже нельзя вырвать с корнем – не получится. Не было бы Тома, так был бы кто-нибудь другой – идея витала в воздухе.

– Так прими министерский пост!

– Наш разговор заходит в тупик. Я слишком деятельный для этой должности.

– Ты слишком много болтаешь, – говорит Аберфорт. – А болтливый министр никуда не годится.

– Видишь, даже мой брат понимает, а ты упорствуешь.

Аберфорт мысленно отмечает это «даже», но Альбус не со зла, просто так положено: старший брат – умный, а младший… младший уж как получится.

– Раз уж о тебе речь зашла, – Аластор пристально щурится, – зачем ты ее нанял? Лишние уши.

– Бар мой, управляю, как хочу.

– Никто не собирается оспаривать твои решения, – говорит Альбус. – Но ты уверен в ее надежности? Кто она? Откуда?

– Не ваше дело! Я не говорю тебе, как управлять Хогвартсом, вот и ты не лезь в мои дела.

– Как угодно, – Альбус трет переносицу. – Есть более насущные проблемы. Аластор, расскажи ему.

– Группа обеспечения магического правопорядка на прошлой неделе взяла нелегального продавца яиц акромантулов. Сдал какой-то анонимный доброжелатель.

– А ближайший источник, – перебивает его Альбус, – Запретный лес. Кто-то там браконьерствует и очень успешно.

– Нелегальная торговля – обычное дело вообще-то, – снова продолжает Моуди, – заплатил бы штраф – и отпустили. Но ребята из группы обеспечения перестарались немного с расспросами, и оказалось, что он всего лишь мелкий курьер, а масштабы торговли куда крупнее. И не только яйцами акромантулов, но и шкурами полувидимов, и, что самое главное, ядом лобалугов.

Давным-давно в учебнике по уходу за магическими существами Аберфорт видел акромантулов. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, насколько опасны эти существа. Насколько же нужно не любить жизнь, чтобы охотиться на них? Из того же учебника он помнил, что лобалуги водятся в море, на большой глубине, а вот про полувидимов слышал впервые.

– Судя по всему, у них целая сеть браконьеров, контрабандистов и продавцов. И все пути ведут в Министерство. Кто-то покровительствует им и прикрывает. И тебе, Аберфорт, нужно бы сейчас прислушаться к сплетням.

– Почему ты решил, что это кто-то из Министерства?

– Да потому, что лобалуги строго контролируются отделом регулирования популяций магических животных. Чтобы получить хоть каплю этого яда, нужно заполнить с десяток разных форм и отчетностей. А Диггори мне по дружбе рассказал, что в последнее время было несколько закупок, в небольших, правда, количествах, но кто покупал – он точно не знает, у него нет доступа к этим документам.

– Понимаешь, Аберфорт, всё это очень подозрительно, – говорит Альбус. – Шкуры полувидимов – для мантий-невидимок, яд лобалуга – действенен даже в очень малых количествах. Акромантулы – очень хорошие воины, если их приучить с самого рождения. Кто-то готовится.

Альбус не называет имен, но и так понятно, кого он имеет в виду. И Аберфорту приходит в голову глупый вопрос: что делать, если вдруг будет гражданская война? Глупый, потому что война – это крайность, до которой вряд ли дойдет. Но на несколько мгновений ему все-таки становится не по себе.

В этом деле о контрабандистах без Данга точно не обошлось. Вряд ли бы тот упустил такую возможность, тем более с его-то пронырливостью. Поэтому Аберфорт решает напоить Данга, но сделать это не так-то легко, и фантазии не хватает.

Однако дело принимает неожиданный поворот: Данг приходит сам, как раз в тот момент, когда Аберфорт совсем отчаялся что-либо придумать.

Данг настолько пьян, что едва держится на ногах. Хорошо еще, что Анна этого не видит – ушла куда-то.

– Я пропал, – говорит он, заплетаясь в буквах. – Совсем пропал.

– Не здесь, друг, – Аберфорт старается быть как можно дружелюбнее. – Много лишних ушей. Давай-ка я тебя на диванчик отведу.

Данг оказывается очень грузным, и Аберфорту с большим трудом удается довести его в гостиную. Они оба падают на диван – один от усталости, другой – от опьянения, и тяжело дышат.

– Да-а, – тянет Данг. – В Азкабане так не напьешься. И не наешься. Нет, какой же я всё-таки идиот! Зачем я с ними связался?

– Азкабан? Ты кого-то убил?

– Если бы. Я на свою голову поверил этому Бэгману из Министерства, а он меня кинул. Чувствовал же, что хорошим не кончится. Столько денег выбросил, считай, на ветер.

– Рассказывай.

Данг недоверчиво смотрит, но слишком пьян, чтобы трезво оценить ситуацию. И, видно, крепко его прижало.

– Пришел ко мне этот Бэгман, значит, и спрашивает, хочу ли я заработать. Дело, мол, нетрудное. Нужны надежные люди для перевозки какого-то товара. А я сразу понял, что дело-то нечисто. Потому что у Министерства свои поставщики и курьеры, со стороны брать не будут. И слово за слово узнал, что товар класса А. Что я, дурак, что ли, просто так рисковать? За класс А сейчас легко в Азкабан можно попасть. И сказал Бэгману: либо он берет меня в долю, либо пусть сам ищет того, кого ему надо.

– А отказаться нельзя было?

– Ты что?! Товары класса А – это такие деньжищи. Яйца драконов, акромантулов, химер… Очень редкие и дорогие.

– И запрещенные.

Данг недовольно морщится, а на его щеках проступают красные пятна. Но Аберфорт все равно не понимает, ради чего было так рисковать.

– Он принял меня в долю, я нашел ему людей. А на днях одного продавца взяли прямо с яйцом акромантула. И если его начнут расспрашивать, а я думаю, что начнут, то для меня всё будет очень плохо: Бэгман слишком хорошо устроился в Министерстве, чтобы просто так попасться.

– Если твой продавец сдаст тебя, то я останусь без поставщика.

– Спасибо тебе за понимание! – мрачно восклицает Данг.

Кроме того, Аберфорт потеряет ценный источник информации. А в Аврорате особо разбираться не будут. Раз участвовал, значит, виновен. И решение моментально приходит к нему в голову, он даже не задумывается о последствиях.

– Я знаю человека, который может тебе помочь, – говорит Аберфорт. – Ты пойдешь к нему и всё расскажешь. И про этого Бэгмана, и про остальных продавцов.

– Но я не могу. Бэгман меня убьет.

– Никто тебя не тронет. Ничего не придумывай, скажи, что ты от меня, что это я тебя послал.

– Он точно поможет? Он – какая-то важная шишка?

– Именно, – кивает Аберфорт. – Важнее некуда. Но всё должно остаться между нами.

– Не вопрос! Я всё ему расскажу, пусть только поможет.

Во взгляде у него так много надежды, что Аберфорт начинает сомневаться. Возможно, цена окажется слишком велика.

– Подожди радоваться. Он поможет, но не просто так.

– Деньги? У меня есть, – торопливо сообщает Данг.

– Это будет услуга, и тебе она вряд ли понравится.

Сухое молчание, Аберфорт смотрит в сторону – кто бы мог подумать, что ему будет жаль Мандангуса Флетчера.

– Любая услуга лучше Азкабана, – говорит Данг.

Аберфорту же остается только гадать, что попросит Альбус взамен.

Глава 3

Аберфорт почти не выходит за пределы «Кабаньей головы». Не то что бы боится, просто там, за дверью, уже, оказывается, совсем другой мир. Спрятаться от него насовсем не получается: то Данг приносит очередную сплетню, то Анна вслух читает «Ежедневный пророк».

– Газеты не врут, – говорит Анна. Она твердо уверена в том, что любая новость в «Пророке» – чистейшая правда. Но Аберфорт знает: грош цена этой правде. Он еще помнит те времена, когда газеты противоречиво называли Гриндевальда то освободителем, то угнетателем. Поэтому не любит их читать.

Он делает вид, что слушает про новый налог, утвержденный Министерством. До тех пор, пока Анна не произносит:

– А раньше чистокровные не платили этот налог. Иногда я думаю, что не так уж и неправ этот Волдеморт.

– В чем? – спрашивает Аберфорт, пытаясь вспомнить, про что она говорила раньше.

– В том, что защищает… пытается защищать наши права. Кто-то должен был взяться за это.

– Не понимаю. На твои права кто-то напал?

Анна смеется, но очень грустно, почти неестественно, и уходит от ответа. Она – приятная собеседница: с ней можно говорить о чем угодно, только не о политике. Она даже внешне меняется, может вдруг сорваться и накричать. Когда министром стала Миранда Госхавк, Аберфорт ненароком заметил, что давать женщине власть в такое время – сомнительная затея. Анна тогда сильно разозлилась и несколько дней не появлялась в «Кабаньей голове».

Аберфорт скрывает от нее, как и от всех, свою фамилию. Посетители зовут его мистер бармен, а Данг и Анна – по имени. В «Кабаньей голове» Альбус Дамблдор – не тот человек, родством с которым можно гордиться. Перед его приходом Аберфорт под разными предлогами выпроваживает Анну. Альбус по-прежнему не пользуется потайным ходом, поэтому старается выбирать малолюдные дни.

Но на этот раз он почему-то приходит в субботу вечером – самое неудачное время для секретов. Секреты лучше заводить по понедельникам, тогда они дольше хранятся.

– Читал? – Альбус бросает газету через стойку прямо к Аберфорту на колени.

– Я не читаю магловские. Да, в общем-то, никакие не читаю.

– И зря. Отдел магических происшествий и катастроф отлично поработал.

Аберфорт щурится, отодвигая ее подальше, чтобы разглядеть буквы, и читает статью. Беспорядки в Белфасте, много раненых маглов. Что с них взять – ирландцы.

– И? Это всё?

– Ты понимаешь? – говорит Альбус, оглядываясь на посетителей. – Началось.

Он, как всегда, настолько загадочен, что его невозможно понять. И, наверное, опять пришел поговорить сам с собой.

– Амбиции никуда не исчезают, – Альбус снимает очки и трет переносицу. – Ни-ку-да. И самое интересное – я не знаю, что теперь делать. Аластор говорит, нужна тайная организация.

– Нужна ли? – спрашивает Аберфорт с сомнением.

– Не уверен. Я ни в чем не уверен.

Альбус колеблется ровно до того дня, когда магловский министр от лейбористов проигрывает выборы из-за того, что кто-то сливает экономическую статистику газетчикам. И тогда «Кабанью голову» приходится запирать на весь день, потому что в гостиной много умных разговоров. И какие-то люди, почти все незнакомые Аберфорту. Он чувствует себя лишним: наверняка ведь взяли для численности.

Тайная организация, тайная от всех – от Пожирателей Смерти (так теперь называет себя темный союз) и от Министерства. Альбус сосредоточен, ему идея не нравится – это заметно. Но раз ничего не говорит, значит, вопрос решенный. Моуди все-таки его уговорил.

Но Альбус не официальная власть, да и Моуди не при исполнении. Чем, в таком случае, они отличаются от Пожирателей Смерти?

Доркас Медоуз назначают казначеем. Организации нужны добровольные взносы: на помощь пострадавшим семьям, на ингредиенты, на прочие нужды. Моуди предлагал кое-кого подкупить в Министерстве, но Альбус оставил этот вопрос без внимания. Зря, наверное. Все эти люди надеются на него и прекрасно понимают, что объединяет их именно Альбус.

Братья Прюэтты. Поди разберись, кто из них Фабиан, а кто – Гидеон. Оба рыжие, широкоплечие, улыбчивые. Чересчур даже улыбчивые. Оба работают где-то в отделе магических происшествий и катастроф. Альбусу нужны свои люди в Министерстве. Сейчас важнее всего – достоверная информация, говорит он. А за информацию – вон та дамочка с большим ридикюлем, на которую поглядывает Моуди, – журналистка из «Ежедневного Пророка». Маккинон или как там ее… Только Аберфорт не стал бы доверять людям, чья профессия – вранье.

Тот бородатый, которого Моуди называет Эдгар, вроде бы большая шишка из Попечительского Совета. Они все тут, наверное, шишки, кроме Элфиаса Дожа – вот уж кого принесла нелегкая. И кроме Аберфорта, который принят по умолчанию. Как брат Альбуса.

***

По словам Анны, газеты во всех происшествиях винят ирландцев. Моуди рассказывает совсем другое: например, взрыв дома на Эбби-роуд – это никакие не ирландцы, а Пожиратели Смерти. Но про Пожирателей писать нельзя – Министерство не позволяет, потому что внутренняя опасность куда страшнее внешней. В кои-то веки Аберфорт согласен. Меньше знаешь – меньше расстраиваешься. Он сам бы с удовольствием забыл многое, но не получается.

А у маглов, говорят, забастовки – то одна, то другая, – и безработица. Еще, говорят, «Красные бригады» есть. Мол, это они тогда бомбу подбросили какому-то магловскому министру. Может, конечно, и существуют, кто их знает. Но Аберфорт в глаза не видел ни одного анархиста.

Слухи. Только слухи, и ничего больше. Через «Кабанью голову» столько их проходит, что не поймешь уже, где выдумка, а где правда.

Сидят посетители, а как узнаешь, кто из них Пожиратель, а кто – нет? У них же на лбу не написано, да и неизвестно, кто страшнее, настоящий Пожиратель или вот тот посетитель с торчащими ушами, который у камина устроился. Лицо у него такое сомнительное, будто только что четверых зарезал и не моргнул. Может, именно он бомбу подкинул этому министру.

Начало августа: все окна настежь, а жара такая, что все равно душно. Аберфорт лениво обмахивается салфеткой и, передвигая монеты одним пальцем, пересчитывает выручку.

– У меня брат там погиб, – доносится до его слуха. – Зря ты ее в Белфаст посылаешь.

– В Лондоне опасно оставаться. У маглов, говорят, всё совсем плохо – забастовки, кризисы.

– А в Белфасте – ирландцы.

– Ты веришь в эту чушь?

– Почему чушь? «Пророк» пишет, что ирландцы устроили акцию протеста в Международной Конфедерации.

Аберфорт закатывает глаза к потолку. Опять «Пророк». Кто бы уже закрыл эту мерзкую газетенку. Толку от нее… Чем опять слушать сплетни, лучше пойти Зигфриду шерсть расчесать.

В подсобке он водит щеткой по сбитой шерсти Зигфрида и думает об ирландцах. Вернее, об одном ирландце, с которым вместе учился много лет назад – о Питере Макбрайде.

Питер плевал на правила, плевал на учебу, но экзамены, тем не менее, сдавал на «Превосходно». И он, – наверное, единственный из всех студентов, – плевал на старосту школы Альбуса Дамблдора. Он так и говорил: «Плевать я хотел на то, что он староста».

Неудивительно, что несколько лет Питер отыгрывался на Аберфорте – за фамилию, за внешнее сходство. А потом был тот квиддичный матч, когда Гриффиндор побил Равенкло, как в спорте, так и физически. И Аберфорт, сам от себя не ожидая, врезал толстому равенкловцу, который душил Питера. С того времени Макбрайд больше не трогал Аберфорта.

Была ли это благодарность? Или Питер понял, что попросту зря теряет время? Может быть, Аберфорт сломал тогда не только равенкловский нос, но и представление Питера о своем однокурснике? Брат лучшего студента школы должен соответствовать. Должен, и все тут. А он влез в драку, да еще и помог человеку, которому и помогать-то не стоило.

Скорее всего, именно это. Трудно поддерживать сломанное представление, лучше поискать новое. Хотя некоторые умудряются и со сломанным жить. А вдруг то, новое, хуже окажется, чем прежнее?

***

Данг слышал, будто бы кто-то закупает большую партию желчи гиппогрифа и ищет поставщиков. А желчь гиппогрифа в сочетании с корнем разрыв-травы и цветом колюки – взрывная смесь. Получше Адского огня будет. Моуди пытался разузнать, кто именно и зачем, но не успел: взрыв на Олд-Бейли, и снова метка в воздухе.

Весь Орден Феникса здесь, всех вызвали. Даже худенькая Маккинон, закрывая нос платком, помогает Фенвику разгребать завал из камней и плит.

Аберфорт вытирает руки о мантию. Что-то липкое на пальцах, то ли кровь, то ли грязь – в темноте не разберешь. Под ногами скользко, и еще этот запах ужасный. А над головой метка. Теперь они так подписываются, чтобы все знали: тут были Пожиратели. Ее никак не уничтожить, пока она сама не растворится. Вот и приходится всё тут маскировать, чтобы не нарушать Устав о секретности. Столько раненых маглов, и всем сотрут из памяти эти несколько страшных часов.

Еще вчера какой-то пьяный кричал на всю «Кабанью голову»: «Маглы – низшие существа, как и домовики». Он едва стоял на ногах, и пОтом несло от него на весь бар. Пришлось вывести за дверь. Низшие существа… И маги, и маглы, и эльфы – из мяса и крови. Нет никакой разницы. Особенно это чувствуется сейчас, когда одежда пропиталась прогорклой вонью. Перед этой меткой все равны.

Орденцы здесь на всю ночь, по крайней мере, так говорит Моуди. Его зычный голос слышно даже за стеной. Выходя, Аберфорт натыкается на Маккинон: она проносится мимо, и ее, кажется, тошнит. Впечатлительная дамочка.

Наутро сил Аберфорта едва хватает на то, чтобы почиститься и напоить коз. Он дремлет на диване, и когда его будит Анна, солнце уже высоко.

– В кои-то веки я проснулась раньше тебя, – смеется она. Но ему не до смеха, в руках у Анны «Пророк», и Аберфорт знает, что это значит. – Слышал, что случилось?

Он трясет головой, отгоняя сон, и от волос еще пахнет гарью, а на мантии подозрительное бурое пятно.

– Взрыв на Олд-Бейли, две сотни пострадавших маглов, много убитых. Пишут, что это теракт Ирландской республиканской армии.

– С чего вдруг в «Пророке» написали про маглов?

– Маглолюбов развелось, – говорит Анна, – вот и пишут. Еще чуть-чуть, и маглы будут в «Пророке» работать.

– Женщина, о чем ты говоришь? – грубо прерывает ее Аберфорт.

– А что? Пишут, что на место происшествия были высланы авроры. А зачем они там? Неужели ты не видишь, что это заговор маглолюбов?

– Да ты никак умом двинулась! Какой заговор?!

Она пятится назад, приложив руки к груди. Губы поджала и кривится, как будто паука увидела.

– Не кричи на меня. Никогда не кричи на меня!

– Иначе что? – Аберфорт подходит почти вплотную и выдирает из ее рук газету. – Чтоб я больше не видел эту мерзость. Хочешь читать – читай, но сюда не приноси.

Скомканный «Пророк» летит на пол, шурша страницами. Сжечь бы его вместе с редакцией.

– Старый слепой болван! Так и умрешь тут, в обнимку со своими козами, – кричит Анна уже за дверью.

И в кои-то веки Аберфорт ухмыляется: а что – хорошая смерть. Уж лучше тут, чем истекать кровью под меткой Пожирателей.

***

К тому, что Альбус обычно приносит плохие вести, Аберфорт уже привык.

На этот раз новость в том, что Маккинон уволили из «Пророка», а в самой редакции поменялся главный редактор. На первой же странице нового номера большими буквами: «Маглы. Недооцененная опасность». Как раз то, что Аберфорт и предсказывал.

– Нельзя верить людям, чья профессия – вранье, – повторяет он.

– Тебе ли не знать, что вранье – это правда под другим углом? – улыбается Альбус.

– Скажи об этом редактору «Пророка». Может, он согласится посмотреть под твоим углом?

– Аберфорт, мне связывают руки. Госхавк грозит запретить все тайные организации. А это значит, что Орден тоже будет под запретом.

– И для Министерства Орден будет ничем не лучше Пожирателей, так?

– Да, если Аластор не станет начальником Аврората.

Нет, Моуди слишком простой, слишком прямой. У него ровно столько шансов возглавить Аврорат, сколько у Аберфорта стать министром.

Госхавк бесится, и это понятно. Ее министерский пост сейчас неустойчив, а тут еще и Альбус с его вечной и неистребимой жаждой деятельности. Кому понравится, когда тебе дышат в затылок?

– Бэгман снова в Министерстве.

– Он же контрабандист, товары класса А, как сейчас помню.

– Много связей, – разводит руками Альбус. – Если бы тогда Флетчер дал против него показания, то, может быть, аврорам и удалось бы посадить Бэгмана. Но Мандангус Флетчер тоже хочет жить... Когда Бэгмана вызвали в Аврорат, он сказал, что ничего не знал о контрабанде, и выдал список покупателей. Он сам вроде как и не виноват, и вину его доказать невозможно. Товар под министерским контролем, всё оформлено официально.

– Но это контрабандный товар? Или уже нет?

– Приходил покупатель с лицензией. Бэгман по документам продавал легально, предположим, одно яйцо акромантула, а на деле покупатель получал еще три-четыре контрабандой. И ни к кому нельзя предъявить никаких претензий: все документы о сделках в порядке, с печатями. Бэгмана на время отстранили от должности, но посадить не смогли.

Схема продажи яиц не удивила Аберфорта. Все просто: закупаешь легальное спиртное и разбавляешь его контрабандным. Главное – свести продаваемое количество с покупаемым. Поразил Аберфорта тот факт, что Данга отпустили, хотя он не стал свидетельствовать против Бэгмана.

– Какую услугу ты попросил у Флетчера?

– Я? – Альбус, кажется, искренне удивляется. – Зачем?

Действительно, какие у Альбуса могут быть дела к Дангу? Может быть, брат просто отправил его к Моуди? Безо всяких услуг.

– Да так, – говорит Аберфорт, – подумалось вдруг. Не обращай внимания.

Почему же тогда Данг так упорно молчит про тот день? Возможно, Моуди отпустил его взамен на полезные слухи, и теперь Данг доносит на тех, кто ему неугоден.

***

Анна снова начиталась «Ежедневного пророка», несмотря на предупреждение. На этот раз – нового. С антимагловскими лозунгами. Там статья про маглов и возможную угрозу от них – мерзкая, надо сказать. За что только этим журналистам платят?

– Мистер Допс вчера сочувствовал маглам, – говорит она. – Будто бы они такие несчастные, что их нужно жалеть. На пьяную голову хотел организовать фонд помощи. Глупо как-то.

Она всё говорит и говорит, но Аберфорт уже не слушает – один гул в ушах. Надоедливый, как комариный писк.

– Не думаю, что маглы так опасны, как про них пишут, – мягко замечает он. – По крайней мере, не для нас. Хогсмид замаскирован, ты сама знаешь.

– Я говорю об общей безопасности, а ты опять заботишься только о себе, – Анна демонстративно закатывает глаза. – Тебе не понять, насколько эти маглы ужасны. Я в детстве жила рядом с магловской семьей…

И что-то переворачивается внутри после этих слов. Кто эта женщина и что стало с Анной? На этот вопрос нет ответа, и Аберфорту противно до тошноты.

Он подходит к ней и близко-близко наклоняется.

– Магловские дети свели мою сестру с ума. За это мой отец убил их и сел в Азкабан. Ты права, мне не понять.

Аберфорт видит каждую морщинку на ее лице, прядь седых волос у виска. Нет, это всё та же Анна, просто в ее глазах больше нет солнца.

Глава 4

Аберфорт тяжело переносит ее присутствие: Анна невыносима. Он устал от ее постоянных монологов про тупых министерских чиновников, про угрожающий магловский мир, про аврорский заговор. Она будто помешалась на своей политике, ни о чем другом думать не может и не хочет.

Он всё чаще уходит в загон к Зигфриду. Садится на скамеечку и говорит с ним, как с человеком. Зигфрид, кажется, прислушивается и неодобрительно трясет бородой.

– Заняться больше нечем, – ворчит Аберфорт темными вечерами. – Заговоры какие-то, тайны. Пусть лучше учится вязать или вышивать, чем всякой чушью голову забивать.

Деревянный бармен – так называет его Анна, когда сильно сердится. Может, она права, и он действительно уже одеревенел от этих разговоров?

Анна несколько дней где-то пропадает, а потом вдруг появляется рано утром. Она заметно хромает, и лицо почти серое – то ли от боли, то ли от недосыпа. Устало опускается на стул и закрывает глаза рукой. Вид у нее действительно неважный.

– Моего мужа ищут авроры, – тихо говорит она. – И меня, наверное, тоже.

Аберфорт удивляется своему безразличию. Не то что бы безразличию, скорее даже тихому злорадству: всё, доигралась в чужие игры.

– Зачем ты пришла?

– Я здесь работаю.

– Если бы ты здесь действительно работала, а не шлялась неизвестно где, тебя бы не искали авроры.

– Ты не выходишь отсюда, сидишь взаперти. Откуда тебе знать, что там, за дверью, происходит? Ты такой же маглолюб, как они. А я, по крайней мере, пытаюсь что-то сделать!

– Пыталась, – уточняет Аберфорт. – Больше ты никуда не пойдешь. Хватит дурацких разговоров. Когда приходят волки, коз запирают в сарае.

– Как ты все опускаешь! Ты просто… – она запинается и не произносит обидное слово, но оно угадывается в ее взгляде.

– Хорошо. Тогда тебя здесь больше ничего не держит. Уходи.

Слова звучат как приказ. Ее разум отравлен, и если она сама не поймет это, то никто не поможет.

– А если я не хочу?

– Тогда я выгоню тебя силой.

Аберфорт сомневается: если она не поверит и не уйдет, неужели действительно придется ее ударить? У него вряд ли получится. Но она верит и хлопает дверью так громко, что закладывает уши.

Без Анны становится гораздо уютнее. На вопросы завсегдатаев он придумывает отговорку: она уволилась, чтобы ухаживать за больным мужем.

Альбус тоже замечает ее отсутствие, но ничего не спрашивает, потому что ему не до этого. У Ордена Феникса снова потери – Доркас Медоуз. Остаться без казначея в такое время – тяжелый удар, еще и учетная книга сгорела. Этот Волдеморт точно знает, куда бить, а, значит, в Ордене завелась крыса. И Аберфорт понимает, насколько неприятно Альбусу осознавать, что среди своих – шпион.

На подозрении Данг и новички, но Альбус верит Дангу – так ведь и не сознался, какую услугу тогда попросил у него – и новичкам тоже верит. Бывшие гриффиндорцы не могут быть шпионами, говорит он.

С Альбусом вообще происходит что-то непонятное. Он уже не так уверен в себе, как раньше – осторожничает, сомневается. Настолько, что однажды просит организовать встречу с какой-то прорицательницей, и этой просьбой до глубины души поражает Аберфорта.

***

В баре почти никого: какой-то полупьяный парень у окна и двое в темном углу. Когда приходит прорицательница – женщина в огромных очках, Аберфорт провожает ее в гостиную. Затем появляется Альбус, в темной, почти черной мантии, что на него совсем не похоже. И так странно выглядит, будто вовсе и не Альбус Дамблдор, а его бледная тень.

– Пришла? – спрашивает он шепотом.

Аберфорт едва заметно кивает в ответ. Издалека доносится блеянье Зигфрида. Что-то не так. Где-то опасность, и козел чует ее.

Но в загончике никаких происшествий. Если бы Зигфрид умел говорить… Иногда он так смотрит, будто всё понимает. Мир вообще как-то несправедлив к козлам.

Аберфорт возвращается, чтобы проведать Альбуса и его странную гостью. Тот парень, который сидел у окна, теперь качается, прислонившись лбом к двери в гостиную.

– Эй, ты что там делаешь?

Он вздрагивает и оглядывается, и по его затравленному взгляду Аберфорт понимает – подслушивал. Вряд ли Пожиратель – слишком молод, скорее просто захотел легких денег. Наверняка узнал Альбуса. И почему брат не пользуется потайным ходом? Специально ведь делал.

– Я… я искал туалет.

– Или подслушивал?

Парень слишком пьян, чтобы придумать достойное объяснение. Или очень умело притворяется.

– Если ты будешь молчать, я открою дверь, и тогда будешь говорить с Дамблдором. Ты же узнал его, поэтому и пошел сюда?

– Не надо, – в голосе умоляющие нотки. Кажется, действительно боится.

– Как зовут? И кто тебя прислал?

– Северус Снейп. Никто не присылал, я просто увидел Дамблдора и удивился.

– Настолько, что решил подслушать?

Парень совсем теряется и невнятно трясет головой. Пытается развернуться, но его заносит, и он падает на колени, сгибаясь в приступе рвоты.

– И кто убирать будет?! Пошел вон отсюда!

– Я дам вам денег, только не говорите ему, что я был здесь…

Аберфорт тащит его под мышки к выходу – мантия трещит, Снейп упирается ногами. А те двое, что сидят в углу, вовсю таращатся.

– Чего глядите? Помогли бы лучше, – говорит Аберфорт.

Они, не торопясь, подходят, один хватает Снейпа за руку.

– А это кто?

– Пьяный какой-то, – объясняет Аберфорт. – Весь пол теперь в блевотине.

Втроем им удается выпихнуть Снейпа на улицу. Тем двоим, что помогали, Аберфорт наливает по стакану огневиски за счет заведения, а из гостиной наконец выходит Альбус.

– Я отправил ее прямо в Хогвартс. Хорошего прорицателя сейчас днем с огнем не найти.

– Потайной ход – это ход, про который никто не знает, – на всякий случай напоминает Аберфорт.

– Ты не представляешь, насколько она ценна, – шепчет Альбус, склонившись над стойкой. – Может быть, даже ценнее всех нас.

– Тут был какой-то пьяный, подслушивал под дверью. Я его отпустил.

– Плохо. Очень плохо. Как выглядел?

– Да они, пьяные, все на одно лицо. Худой очень, волосы темные, нос такой большой. Сказал, что Северус Снейп.

– Знать бы еще, что он услышал. Хотя… Не надо было его отпускать.

– Я тебе аврор, что ли? Зови своего Моуди, пусть он тебя охраняет!

Те двое, что в темном углу, опять косятся. И Аберфорт понижает голос.

– Что она сказала?

– Не так много, как хотелось бы, – говорит Альбус. – Загадала мне загадку. Очень странную, надо сказать. Я сейчас согласен на любую подсказку. Ты, наверное, еще не знаешь. Братья Прюэтты… Оба.

– Кто?

– Аластор сказал, их там много было. И все в масках. Пятнадцать человек на братьев Прюэттов – сам понимаешь.

Рыжие такие. Высокие, широкоплечие. В «Пророке» напишут: несчастный случай при ликвидации последствий какого-нибудь происшествия. Или вообще ничего не напишут. Что-то слишком много смертей для одного Ордена Феникса.

***

Парень, совсем еще молодой, вряд ли восемнадцать есть, сидит за стойкой с бутылкой сливочного пива, и взгляд у него такой, будто топиться собрался. Аберфорт даже не заметил, как он пришел.

– Сколько нужно выпить, чтобы до потери сознания? – спрашивает он.

– Смотря что. Если огневиски, то с тебя и четверти бутылки будет достаточно.

Парень хмурится еще больше. По одежде – вроде не бедный, на сироту не похож, скорее из чистокровной семьи. Может, у него кто-то умер? Или девушка бросила.

– Женщины… – говорит Аберфорт, – никогда не поймешь, чего у них на уме.

– А? – переспрашивает тот. – Что? Какие женщины?

– У тебя кто-то умер?

– Еще не умер, но умрет. – Парень долго смотрит на свои руки, вертя пальцами галлеон. – Мистер бармен, если бы вы знали, что вам осталось жить несколько часов, то как бы вы их провели?

– Я…

Аберфорт вдруг вспоминает Анну и ее последние слова. Наверное, он бы хотел еще раз с ней поговорить. Но только не здесь, не в «Кабаньей голове», где так много теней. Он бы хотел встряхнуть ее за плечи и сказать: «Опомнись! Чужие идеи не стоят твоей жизни». Да, из реки можно было выйти, но момент упущен. Прошлого не вернуть даже с хроноворотом.

– Я бы выпил козьего молока напоследок, – уверенно говорит Аберфорт.

– У вас есть брат? – с серьезным видом спрашивает этот парень. И когда получает утвердительный ответ, то добавляет: – У меня есть старший брат, но мы не очень-то хорошо общаемся в последнее время.

– Почему?

– Моя мать выжгла его имя с фамильного древа и изгнала из дома. И он считает меня неудачником. У нас очень разные взгляды на жизнь.

– Не обращай внимания, с возрастом это проходит.

– Сомневаюсь. Вот у вас с братом хорошие отношения? – Секундное замешательство – и парень грустно улыбается. – Видите, а говорите – проходит. Но все равно спасибо, сэр, я, наверное, пойду уже.

– Тебя как зовут?

– Регулус.

Парень встает, и у Аберфорта сердце ноет, тянет вниз, а перед глазами скачут пятнистые кляксы.

– Мистер бармен… Спасибо, – слышит он.

@темы: НЖП, Орден Феникса, Джен, Аберфорт Дамблдор, Фик, Альбус Дамблдор, Конкурсная работа, Выкладка 10, Мундунгус Флетчер, Аластор Грюм, Текст

---

[House of York]

Текст снят и перенесен в сообщество Темных
по адресу www.diary.ru/~albansk/p163527332.htm

@темы: Руфус Скримджер, Фик, Мальсибер, Пожиратели Смерти, Конкурсная работа, Выкладка 9, Текст

---

[Орден_Феникса]

Название: Quattuor Gaudens
Автор: Команда ОФ
Бета: Команда ОФ
Тип: джен
Рейтинг: PG
Персонажи: Аластор Грюм, Альбус Дамблдор, Руфус Скримджер, Бартемиус Крауч ст.
Жанр: драма
Размер: мини (около 22000 знаков с пробелами)
Дисклеймер: Канон принадлежит Джоан Роулинг
Саммари: Закон есть закон?
Тема задания: Фик написан на тему: "Министерские интриги, сопровождающие Первую Магическую".
Примечание 1: фик написан на командный конкурс «Битва за Англию».
Примечание 2: за этот фик нужно голосовать по критерию «Раскрытие военной темы – общественное» (и еще, разумеется, за общее впечатление).

Перетряски в верхах — это не к добру.
Министры в последнее время летели, как птицы — трое за пятнадцать лет, шутка ли; да и непохоже, чтобы Квентин Тримбл пересидел бы следующие выборы. Автор он, может быть, и неплохой, а только в восьмидесятом его вышибут, тут уж без шансов.
Вот он и трепещется.
Аластор не любил суеты, особенно суеты неоправданной. Все уже поняли, что началась нормальная такая террористическая война, прямо по маггловскому шаблону, и перелицевать Аврорат было уж совсем не лучшей идеей. Как говорят — не сломано, так и не чини. Но нет!
Собственно, господин Грюм сидел и досадовал над циркуляром в основном потому, что там присутствовало и его имя. Нового начальника Департамента Магического Правопорядка, Крауча, он знал мельком — так, очередной крючкотвор, только что побыстрей прочих; поставленного на сам Аврорат Скримджера так даже и уважал, вместе еще в младших аврорах начинали. Тут все в порядке: ясно, отчего их.
А вот с какого такого низзла его самого оторвали от учебки, Аластор понимать отказывался. Нет, возможно, он и не самый лучший учитель; нахватался, конечно, кое-чего с тех пор, как потерял ногу и выпал из боевого состава, ну так это капля в море. Дело-то в другом — нет у него сейчас никакого права оставить молодежь без присмотра.
Альбус не поймет.
Все шло отлично, по накатанной колее: уже вовсю работают Фрэнк с Алисой, заканчивают курс братья Прюэтты и Подмор, да и на следующий год из Хогвартса выпускается Поттер с приятелями. Отработанная схема: индоктринирование на Гриффиндоре под надзором декана; начальная боевая подготовка в Дуэльном клубе и на «дополнительных занятиях», за которыми никто не следил; отредактированные как надо результаты экзаменов — и серьезное обучение уже у него. Неторопливо, но неостановимо рождалась боевка Ордена — ребята с аврорской выучкой, способные гонять кустарно подготовленных бойцов Волдеморта.
И вот теперь, когда уже началось, приходится бросать учебку. Хорошо бы на Лонгботтома, но тут уж как получится.
Пост главы Оперативного отдела был, разумеется, повышением — но простору для работы не давал. Играть же за Министерство Грюму надоело уже давно.
Только вот выбора не было.

***

Две недели он принимал дела. Само по себе место было интересное — сразу и голова, и руки Аврората в целом, корпус бойцов и штаб зараз; прочее — бухгалтерия, учебный отдел, все эти бесчисленные ведомства конфиската и временного содержания — это так, обеспечивающие подразделения, работающие только затем, чтобы оперативники могли драться.
…Довольно быстро стало понятно, что драться оперативники не могли. Альбусу отправился малоцензурный доклад по поводу итогов всех этих реформ начиная с Нобби Лича: «во имя открытости, доверия, благочиния» и еще двадцати строчек сусальной ерунды, «ради соблюдения прав даже и оступившихся граждан Магической Британии, которые, как никто, нуждаются в милосердной помощи», было принято и, что неприятно, соблюдено достаточно милых законов.
Хотелось выть, как тот гриффиндорский паренек в полнолунье. Десять лет учишь народ превращать противника в брызги — и вдруг понимаешь, что, примени уже выпустившийся аврор что-то такое на практике, так сам и поедет в Азкабан вместо задержанного.
Какое там! У подозреваемых откуда-то прорезались права. Какие у них, кандальников, права? То к ним не примени, этим не заколдуй, половина арсенала угодила если не в Непростительные, так в «нежелательные», а после Экспеллиармуса — сиди да бумажки заполняй.
Прочитав норму № 712-34/2/63В, провозглашавшую Таранталлегру «заклинанием, унижающим человеческое достоинство задерживаемого», Аластор глухо застонал. Похоже, Волдеморт просто не может не прийти к власти.
То ли мрачное выражение рожи главы Оперативного отдела было замечено, то ли просто время подошло, но господин Главный Аврор Скримджер вызвал его на исходе второй недели. Аластор вздрогнул, еще входя в кабинет: проверять счел невежливым, но, судя по ощущениям, комнату наглухо перекрыли от прослушки. Сильнее обычного, да. Это Грюм одобрял — на месте Руфуса он поступил бы так же, въезжая на новое место.
Никаких признаков секретаря не наблюдалось. Руфус ждал за монументальным столом в полном одиночестве, окруженный документами. Разговор предстоял долгий.
— Садись давай, — Скримджер левитировал с ближнего стула стопку папок. — Поговорить надо. Как, разобрался, что я на тебя свалил?
— Ты? — Аластор устроился на стуле, окинул собеседника взглядом. По Руфусу не угадаешь, что и как — он напряжен постоянно, даже завтракает, кажется, с видом поднятого с лежки льва. — Ну спасибо, знаешь. И зачем тебе это понадобилось? Ну-ка выкладывай.
— Полегче, — Руфус поднял ладонь. — Во-первых, я тебе все же начальство, а во-вторых… с чего ж ты так не рад повышению? Решил, что это какой-нибудь заговор против общества и тебя лично?
— Нет, вот это вряд ли, — в Аврорате действительно был заговор, но за него Аластор не беспокоился: благо сам в нем участвовал.
— А зря. Потому что именно для заговора ты мне тут и нужен. Ты уж прости, выбора нет никакого. Да я так посмотрю, ты ситуацию и сам оценил?
— Если ты о том, что у нас война, а мы как клобкопухи — так это уж в полный рост, — кивнул Аластор. — Я вот так и не понял, что мы вообще можем делать-то в случае чего?
— Выносить предупреждения. Только не очень громко. Или… — Руфус поднялся из-за стола, обошел комнату с палочкой. Результат, похоже, его устроил. — Или делать свою работу, не афишируя этого.
— Так-так, Скримджер, да ты решил сыграть с Волдемортом в его же игры?
Что говорить, Грюм был приятно удивлен. Идея так и носилась в воздухе, чего ж удивляться, что ее подхватил Дамблдор? Он у нас интеллектуал, ему положено. И правда, чего проще — ответить боевкой на боевку, акцией на акцию, орденом на орден?
— Ну да, в обход Крауча с его бумажками и министра Тримбла с его голосами, — Скримджер кивнул. — Ты, думаю, понимаешь, что такие операции будут в основном твоим делом. Я постараюсь вытащить из архивов и у Крауча информацию и обозначу цели, но боевой состав на тебе.
— Да подобрать-то я подберу. Что делать-то будем: выбивать боевиков или брать тех, к кому по суду не подкопаться?
— Всего понемногу, Аластор, всего понемногу. Поэтому народ понадобится разный. Хотя если набрать больше, чем надо, и кто-то проболтается, мы все уйдем в Азкабан за массовые убийства. Это-то ты понимаешь?
Аластор уяснил это себе еще очень давно, когда Альбус только заговорил об Ордене Феникса.
— Да уж не студент.
— Отлично. Вот еще что. Ты у нас все-таки преподаватель, так что старайся набирать людей из бывших учеников. Милые молодые идеалисты — что может быть лучше?
Идея, пришедшая в голову господина Грюма, по нахальству сильно перебивала всего молодого Сириуса Блэка. Потому-то, думал он, заверяя начальника в скором исполнении, эта идейка наверняка сработает.

***

Как всегда, они встретились в «Кабаньей голове».
Грюм как раз распустил учеников — по одному, разными тропками — и возвращался в Хогсмид сам, когда крохотный серебристый феникс известил его, что Дамблдор ждет.
Как обычно, угловая комната на втором этаже: Альбус предпочитает вести сколько-нибудь важные беседы именно там. Грюма это беспокоит, но аргументы директора резонны: «Помилуй, Аластор, какова, если серьезно, вероятность того, что за стенкой окажется Упивающийся, как раз снявший номер на час?». Наверное, так. Жаль только, что через стенку не посмотришь.
— Ну, как тренировка? Что скажешь на будущее?
— Лоботрясы. Идиоты и дети идиотов, — Грюм хотел рвать и метать, но общество Дамблдора этому мешало. — Качество все падает и падает, я уже даже и не знаю. Если говорить попросту, то Лонгботтомы войну переживут, а вот Поттер с Эванс — сомневаюсь. Джеймс, если честно, вообще когда-нибудь помрет просто потому, что, становясь в позу, забудет палочку.
— Так плохо? — Альбус не казался удивленным. — Ему, к сожалению, еще придется поучиться спокойствию. Вот что, постарайся тренировать их с Эванс в разные потоки.
— Да что мне, разорваться? Ненавижу работать с молодняком. Их проблемы — не мои проблемы, Альбус, сколько я могу это объяснять? Сперва у меня забирают малышку Прюэтт — а ведь она была ничуть не хуже братьев. Теперь этот вместо драки токует. Может, объясните им, что сейчас немножко не время для романтики?
— Любить — всегда время. Если мы начнем запрещать нашим быть людьми, то Волдеморт, можно сказать, уже победил.
Аластор хмыкнул. Старый холостяк вообще-то не возражал против отдыха, но только в свободное от несения службы время.
— Ладно, вы же не за этим звали. О Скримджере переговорить требуется, да?
— Рассказывай, — велел Альбус, и Грюм едва поборол искушение начать объяснять, почему он не готов к трансфигурации. Рапорт о замысле Скримджера не занял много времени.
—…Так что я думаю, что следует включить наших в эту программу. Собственно, составить ее из наших, если на то пошло. Во-первых, придушим сразу же утечку информации, во-вторых, убережемся от послевоенного шантажа, в-третьих, под авроратским прикрытием сможем шире оперировать и больше тренироваться. У меня все.
Дамблдор думал. Очки-полумесяцы он снял, глаза прикрыл. Дергать себя за бороду, по примеру старого Диппета, конечно, не стал,но в остальном здорово его напомнил. Аластору осталось только откинуться на спинку кресла да сложить ноги, здоровую поверх протеза.
— Что же, мысли разумных людей ходят схожими путями. Признаться, не удивлен, — Альбус неторопливо протирал очки извлеченным из рукава платком. — Скримджер всегда был интересен, но это ты и сам знаешь. Высокоорганизованный разум и принципы, которыми можно рубить лед. Иногда я жалею, что он выбрал Рейвенклоу, а не Гриффиндор — но он выбрал.
Сам Аластор ни о каком выборе не думал. В свое время шляпа завопила «Гриффиндор» примерно за дюйм до его головы, и будь он проклят, если старый колпак ошибся.
— Да, да, очень интересный ум — может, чересчур практичный. Посмотри на себя, дорогой Аластор: ты потерял ногу там, где другие теряли веру в добро. Он же…
— И что ж вы хотите сказать, что Руфус в добро не верит? Нет уж, иначе бы он все это не затеял.
— В добро — вряд ли. В благо — да. — Дамблдор вздохнул. — В то самое благо, которое оправдывает любые средства. Я повидал таких в войну.
— А я вижу таких на тренировках. И в зеркале, — Аластор только хмыкнул. Этические проблемы он проблемами не считал: делай что должно, там разберемся.
— Не путай, — синие глаза смотрят пристально, — мы взялись за палочки, защищая свое будущее, своих любимых и детей — ты заметил, сколько у нас в ордене пар? Любовь — магия древняя, она, как говорил Слагхорн, индицирует. Господин Скримджер же, увы, защищает не то, что дорого ему, а то, что ему предписали защищать. И, поверь мне, его благо оправдывает куда как более неприглядные средства, чем наше добро.
— Но пока что мы в одной лодке, — упрямо повторил Грюм. — Остальная часть Министерства — мертвый груз, а работать с чем-то надо.
— Работать — надо, — задумчиво кивнул Дамблдор. — Но посмотрим, что будет через двадцать лет. Пока же… ты можешь поручиться, что таким образом мы хоть немного сократим потери? Это ведь, помни, самое главное.
— Да, — Грюм не медлил.
— Что же, я даю согласие. Кому и что сказать — знаешь сам.

***

Работа спорилась. За год скримджеровский Аврорат был многократно отмечен прессой за деликатнейшее отношение к людям, скрупулезную подготовку судебных дел, безукоризненное соблюдение должностных инструкций — и никто не указывал, что за все это время удалось отправить в Азкабан четверых мелких сошек.
С другой стороны, никто не акцентировал внимания на цепочке нераскрытых убийств: в разных частях Британии умирали как широко сотрудничавшие с Вальпургиевыми Рыцарями активисты, так и вполне респектабельные граждане.
Немного шума наделала разве что смерть некоего Брутуса Кестрела, вожака фанатов Фалмутских Соколов; то были истинно английские болельщики, много взявшие от маггловских собратьев — редкий матч обходился без сломанных рук. Чем они занимались в свободное от квиддича время… ну, тут слухи ходили разные. Были в тех слухах темные переулки и белые маски.
Брутусу проломили голову бутылкой огневиски, авроры сочли случившееся простой пьяной дракой, а Гидеон Прюэтт еще неделю лечил ребра. Болельщик попался крепкий.
В июле поступали в учебку Поттер и Блэк. Конечно, правильный аврор вышел бы и из Рема, но кто ж возьмет в Аврорат оборотня? Ну да ладно, без тренировок парень не оставался.
Кроме молодежи Грюма во внесудебных акциях теперь участвовали и команды старых авроров, которых по одному подобрал сам Скримджер. Толпа не толпа, а затеряться можно. Работу можно было разворачивать; да что там — нужно было, поскольку Волдеморт тоже не валялся на диванчике, а очень даже пополнял боевку молодежью.
Кроме того, господа Упивающиеся научились конспирации, боегруппы почти оторвались от все еще легальных Вальпургиевых Рыцарей. Достать же какого-нибудь Розье из подполья пока что не представлялось возможным.
Хуже того, они начали отвечать. За весну исчезли пять сотрудников Отдела Магического правопорядка и двое журналистов; все — с семьями.
Поэтому-то с Аластором Грюмом снова захотели поговорить.

***

Кабинет господина Бартемиуса Крауча, главы Департамента Обеспечения Магического Правопорядка, производил впечатление. Впечатление колдографии из каталога мебели, если быть точным. Строгие линии, темная древесина стола и шкафов, узкие спинки стульев и вытянувшийся в струнку хозяин кабинета. Аластор не особенно понимал в этикете, так что не обратил внимания на то, что Крауч встретил его, прохаживаясь перед столом. Не до того сейчас.
— Господин Аластор Грюм? Наслышан, наслышан, — Крауч взял со стола одну из десятка одинаковых папок. — Посмотрим… Значит, воевали?
— Только последний год… сэр. До того сидел в Хогвартсе, — странное начало.
— Скромничаете. Тут значится высадка в Бретани и Орден Мерлина третьей степени. Вижу, год выдался напряженный.
— Есть такое. Думал, прямо с экзамена и вынесут вперед ногами. А Бретань… Да там всем, кто выжил, что-нибудь повесили.
— Было за что, я думаю. — Крауч не хвалил, лишь констатировал. — Дальше… Аврорат. Солидный послужной список, жаль, рано прерывается.
Аластор молча похлопал по протезу.
— И десять лет преподавания в Школе Авроров. Отлично, отлично. Надо понимать, вы повидали многое.
— Возражать не буду, — Грюм все никак не мог понять, к чему чиновник вообще ведет. Ну, скажет, куда денется. — Разное бывало. Да в деле все есть, я думаю.
— Именно так, уж в деле-то все фиксируется. Но, собственно, перейдемте от вашего дела, — Крауч отложил папку, — к нашему делу. Я счел уместным поговорить с вами, не ставя в известность вашего начальника. Скримджер исполнителен, но негибок; вы, я надеюсь, обладаете обоими этими качествами.
Надежду Крауча Грюм рушить не стал. Успеется.
— Вы, я уверен, обеспокоены текущим положением дел в той же степени, что и я. Подумайте только, компания дилетантов творит что хочет, рушит людям карьеры и даже убивает приличных людей. Вы считаете, это годится?
— Да нет, не считаю. Но что ж вы предлагаете? Мы делаем, что можем. В Визенгамоте, знаете ли, ни одно наше дело не развалилось, — если он не попытается прикрыть свой зад и честь мундира, его тут никто не поймет.
— А толку-то? — Сварливо отозвался Крауч. Грюм посмотрел на него с некоторым удивлением.
— Бросьте, Грюм, не притворяйтесь идиотом. Вы лучше меня знаете, что сажать нужно в десятки раз больше. Что давно пора подвести этих зарвавшихся наглецов под поцелуй.
— Да я бы только рад, но если я буду работать так, как надо — из Визенгамота в Азкабан поволокут не обвиняемых, а меня.
— Именно так, господин Грюм, именно так. А почему поволокут? Потому что Визенгамотом утверждены, опубликованы и полагаются вступившими в действие соответствующие законы. Понимаете, к чему я клоню?
— К необходимости поработать в обход правил? — предположил Аластор, поражаясь человеческой неоригинальности. Вот уж точно, куда лев с мечом, туда и барсук с чашкой!
Лицо у Крауча стало такое, будто ему особенно не повезло с «Берти Боттс». Как минимум ушная сера, да.
— Как вы… прямолинейны, господин Грюм. Это ни в коем случае не вариант: у нас обоих, я полагаю, еще есть карьерные перспективы, — Крауч осуждающе покачал головой, а Грюм прикинул, какие перспективы могут еще быть у начальника департамента. — Слишком впечатляющие, чтоб портить их темными делишками, я надеюсь. Нет, надлежит следовать утвержденным процедурам.
Он прохаживался перед Аластором туда и обратно, будто маятник, и вещал:
— Если законы и инструкции не отражают текущего положения дел — очевидно, что законы устарели и должны быть изменены. Сейчас нам пригодились бы простые и понятные нормы, такие же понятные, как и наша ситуация. Мы почти поименно знаем, кого нам следовало бы арестовать, а кто и вовсе прожил на этом свете уже более чем достаточно. Вот скажите, как полевой работник кабинетному, насколько улучшило бы положение магического сообщества, допустим, некоторое… расширение полномочий оперативников?
— Очень бы улучшило, — на этот счет Аластор не испытывал никаких сомнений. — Очевидно ж, что, уж если вы кота завели мышей ловить, так, может, не надо стричь ему когти? Но, опять же, это смотря какие полномочия.
— Широчайшие! — Бартемиус всплеснул руками. Все же ему, титану бумажной работы, явно нет-нет, да и не хватало публичных выступлений. — Упрощенная процедура ареста. Право на применение… мощных боевых заклятий. Упрощенное судопроизводство. Все, что нужно, чтобы выполоть с грядки дьяволовы силки.
— Мощных боевых заклятий? — Аластору было почти весело. Он очень хорошо представлял себе то же упрощенное судопроизводство, имя ему было простое — трибунал. Но это подождет. — Вы ведь о Непростительных?
— Вас это пугает? — Крауч улыбнулся в эти свои усики.
— Меня не так просто испугать, — каблук протеза стукнул об пол.
— Тем лучше. Проблема в том, что наши сограждане — в особенности делегированные в Визенгамот — куда послабее духом. И изменение в законах о правопорядке не вотируют.
— Значит, — кинул Аластор пробный шар, — нужно этот их страх как-нибудь сломать? Вот только как?
— Еще большим страхом.
— И где же вы найдете подходящее пугало?
— Чего ради? Пугало у нас уже есть — в черном плаще, белой маске и с безвкусной татуировкой, — Крауч был отчетливо доволен собой. Эх, и Дамблдор полагал, что это у Скримджера хорошо организован ум?
— Их не боятся. По крайней мере, не настолько.
— Это поправимо. У меня есть достаточно данных, а у вас — достаточно контроля над авроратом, как бы не больше, чем у Скримджера, чтобы… чтобы предоставить возможность господину Риддлу показать себя о всей красе.
— То есть, вы имеете в виду, что ему достаточно просто, — как плевок, — не мешать?
— О, разумеется, я бы не хотел, чтобы продолжалась охота на магглов, как не хочу терять и своих людей, — Бартемиус пожал плечами, — но вот Визенгамоту встряска не помешает. Подумайте, Аластор, разве не на этих людях, не понявших угрозы и не проявивших гибкости, лежит вся уже пролитая кровь? Разве не на них?

***

— …В общем, предложение его простое. Он подозревает о затее Скримджера, подозревает, что ее курирую я, в целом не против, но предлагает чуть попридержать коней. Ненамного и чисто по случаю: всяческие облавы на магглов и прочее пресекать жестоко. При этом Крауч, если что, обещает прикрыть, и тем самым заставить Волдеморта сменить вешки.
«Кабанья голова» — не самое приятное место, но тут не бывает посторонних ушей, которые б не оборвали. Альбус Дамблдор кажется здесь настолько чужим, насколько вообще возможно, но неизменно проходит в свою угловую комнату незамеченным и выслушивает доклады так, будто сидит в директорском кабинете.
— Ну а членов Визенгамота и… думаю, журналистов предлагается оставить без охраны, так? Даже в случае поступления информации о готовящихся в их отношении акциях?
— Да, меня тоже насторожило, — Грюм кивнул. — Альбус, я не легилемент, но я дам вторую ногу, что у Крауча есть крот в Упивающихся. Он обещал информацию так, будто ему и Риддлу приносят документы из одной папки.
— Вопрос в том, двусторонний ли у него канал, — Дамблдор думал, сосредоточенно и… обеспокоено? — Бросает ли он сам информацию Темному лорду — не открыто даже, он, разумеется, не рискнет, но через вторые-третьи руки?
— Я скажу — да. Иначе он бы не смог даже начерно что-то такое спланировать. Ему ж нужно дать нашим упивающимся дружкам хоть какую-никакую наводку.
— Да, соглашусь, — Альбус кивнул, медленно и как-то тяжело. — Что из этого следует? К сожалению, не в наших силах сорвать эти планы. Нет ни малейших доказательств против него; мы не знаем, какой информацией располагает о нас, а не о нас, так о Скримджере, сам Бартемиус. И даже если ты откажешься, он все равно сможет реализовать свой план и непременно его реализует, но оказывая давление и на нас. Я не хотел бы этого на данном этапе.
— Значит, соглашаться? — они тяжело вздохнули. Одновременно.
— Да. Ради надежды остаться в тени. Впрочем, может, оно и к лучшему, — Дамблдор улыбнулся, вот только что-то было не так. Такую улыбку Грюм у него не помнил, хотя знал его не первый десяток лет. Хотя… нет, помнил. Где-то в первую неделю знакомства, военная Франция и вечер перед выходом Дамблдора к Гриндельвальду.
— Благодаря тебе у нас есть главное, Аластор. Мы обладаем положительной информацией обо всех: мы знаем о планах Скримджера, Крауча, Волдеморта, мы в общих чертах знаем, чего от них ждать и куда они двигаются. Но при том все названные господа — пока что — информацией об Ордене не обладают.
— После всех ваших работ о магглах? После цепочки трупов на наших ребятах?
— Я — кабинетный ученый. Ты — человек Скримджера, имеющий какие-то дела с Краучем. Орден…?
—…Не существует.
— Орден радуется, Аластор. Пока трое других дерутся.

@темы: Руфус Скримджер, Орден Феникса, Джен, Фик, Альбус Дамблдор, Конкурсная работа, Барти Крауч-ст., Выкладка 9, Аластор Грюм, Текст

---

[House of York]

Текст снят и перенесен в сообщество Темных
по адресу www.diary.ru/~albansk/p163527262.htm

@темы: НЖП, Барти Крауч-мл., Джен, Фик, Пожиратели Смерти, Конкурсная работа, Выкладка 8, Текст

---

[Орден_Феникса]

Название: Чай с мятой
Автор: Орден Феникса
Бета: будет названа позже
Тип: пре-фемслэш
Рейтинг: PG
Персонажи: Минерва Макгонагалл, НЖП
Жанр: драма
Размер: мини
Дисклеймер: Канон принадлежит Джоан Роулинг
Саммари: у Минервы Макгонагалл есть своя маленькая тайна. С тонким ароматом мяты…
Тема задания: фик написан на свободную тему «Возможности участия маглов в Первой войне»
Примечание 1: фик написан на командный конкурс «Битва за Англию».
Примечание 2: за этот фик нужно голосовать по критерию «Раскрытие военной темы – личное» (и еще, разумеется, за общее впечатление).


Маргарет идет по тротуару быстрым шагом уверенной в себе деловой женщины. Сумочка в тон туфель, пара неброских колец на руках, тонкая косынка и темные очки не позволяют быть узнанной, но любому ист-эндскому мальчишке становится понятно с первого взгляда: перед ним настоящая леди, миссис Элегантность-79, и никак иначе.

Апрельский Лондон полон бездельников в разноцветных рубашках, сладковатый запах марихуаны плывет из приоткрытых дверей, и какие-то чернокожие вечно поют свои дурацкие песенки на перекрестках, а между тем безработные – настоящие, настоящие безработные, те, которым действительно нечего есть! – стоят в длинных очередях на бирже труда, а уволенные шахтеры устраивают бесконечные забастовки, инфляция все увеличивается, бюджетный дефицит тоже, а кто будет решать все эти проблемы, кто? В конце концов, она всего лишь женщина и не волшебница даже, о, нет, только не это, ни в коем случае.

Поворот, потом еще один, еще – почему Минни всегда выбирает для встреч такие странные места? Портовые доки, заброшенные склады, какие-то подозрительные пустыри, почему бы двум старым подругам не встречаться в приличном ресторанчике где-нибудь в Сохо? О, господи, как она устала от этих вечных тайн и тревог!

Задние стены трех вплотную стоящих друг к другу домов образуют настоящий тупик, в котором полутемно, сыро и пахнет подозрительно сладко – опять эта афганская дурь или откуда там они ее привозят – из Пакистана? Надо не забыть разобраться с этим, так же как и со многим другим из бесконечного списка, списка первоочередных задач – но где же Минни, у нее так мало времени, честно говоря, у нее вообще нет времени!
Большая полосатая кошка с темными кругами вокруг глаз неслышно спрыгивает с мусорного бака и за считанные секунды изменяет свой облик. Реальность дрожит и колышется – волшебство всегда ошеломляет, даже если ты видишь это не в первый раз.

- Господи, Минни, как ты меня напугала! – бормочет Маргарет, приложив руку ко рту. – Я все никак не могу привыкнуть.

- Прости, – суровым, без тени раскаяния, голосом, произносит Минерва Макгонагалл, расправляет складки своей мантии с клетчатой подкладкой, касается рукой остроконечной шляпы и только после этого делает шаг вперед и раскрывает объятия.

От Минервы пахнет лавандой и имбирем – она никогда не могла понять, то ли это духи, то ли просто травы, которыми пропахло все в мире ведьм и колдунов – наверное. Ей-то откуда знать на самом деле, каков на запах волшебный мир? Но если есть что-то, в чем Маргарет совершенно уверена – так это в том, что объятия Минервы успокаивают лучше новомодных антидепрессантов – а значит, не будет большим грехом продлить их подольше.

- Как ты? – спрашивает Минерва вечность спустя. – У тебя усталый вид, много работы, да? Сними свои очки, пожалуйста, я не вижу твоих глаз.

Женщина послушно снимает очки, сдергивает с волос косынку, трет кончиком пальца переносицу и вдруг смеется, откидывая голову назад и становясь молодой и очаровательной – по крайней мере, пятьдесят четыре ей бы никто сейчас не дал.

Минерва Макгонагалл смотрит на Маргарет удивленно, потом ее узкие губы тоже растягиваются в улыбке – потому что ей становится понятным, над чем хохочет ее собеседница.

- Минни, Минни! Мы с тобой словно влюбленная парочка или две заговорщицы, стоим в каком-то тупике, и в любую минуту наверху может открыться окно, и нас окатит помоями…

Смех обрывается так же внезапно, как и начался – Минерва несколько раз взмахивает палочкой, и от уголков ее глаз бегут тонкие лучики морщинок. Если ты ведьма, некоторые проблемы перестают быть таковыми: несколько заклинаний, пара магических пассов, и вот уже в тупике нет мусорных баков – вместо них возвышается круглый стол, покрытый белоснежной скатертью и сервированный к чаю, два уютных кресла с круглыми подушками так и манят устроиться в них поудобнее, а из фарфорового носика чайника вырывается ароматный дымок.

- Ты все еще любишь мятный чай? – невозмутимо интересуется волшебница, усаживаясь за стол и хозяйским жестом указывая на второе кресло.

- Я люблю мятный чай и ненавижу коммунистов, – невпопад произносит Маргарет, усаживаясь напротив. – Мне два кусочка сахару, пожалуйста.

- Прости, я никак не могу запомнить, кто такие коммунисты, – говорит Минерва, отпив пару глотков чаю. – Надеюсь, они не создают тебе слишком больших проблем?

Маргарет невежливо фыркает прямо в чайную чашку и снова перестает выглядеть на свой возраст. Впрочем, для Минервы она никогда и не выглядела почтенной леди – может быть, дело в том, что они знают друг друга слишком давно, а, может быть, у волшебников зрение устроено как-то иначе?

- Больших проблем, чем создает этот ваш Волде… – начинает Маргарет, но тут же осекается под укоризненным и даже испуганным взглядом.

- Тш-ш! Ты забыла? Его нельзя называть!

- Хорошо, хорошо, нельзя так нельзя, я всего лишь хотела сказать, что больших проблем, чем создает этот… волшебник, представить просто невозможно. И ведь если бы речь шла только о магическом мире! Но гибнут люди, обычные люди, понимаешь, Минни! Неужели вы ничего не можете с этим поделать?!

- Дамблдор считает… – начинает Минерва, но теперь ее прерывают самым решительным образом.

- Я никогда не верила этому твоему Дамблдору, никогда! Велеречив, лукав, вслух печется о каждой человеческой жизни, а на самом деле не остановится ни перед чем, когда речь заходит о его интересах – вот тебе типичный лейборист, Минни, а ты знаешь, как я отношусь к лейбористам…

Маргарет еще что-то говорит о лейбористах, Дамблдоре, Волдеморте, экономическом кризисе в мире маглов – причины которого кроются в первой магической войне, конечно, в чем же еще? – но Минервва позволяет себе ее не слушать. Она просто расслабляется – ненадолго – и пока Маргарет пьет свой любимый мятный чай, Минерва жадно пьет впечатления.

Непослушная прядь волос, которую она накручивает на палец, с жаром излагая очередную концепцию спасения Великобритании…

Сахарная крошка на нижней губе – достаточно только протянуть палец, чтобы снять ее, но, конечно же, Минерва не станет этого делать – а вдруг ее жест истолкуют неправильно…

Блеск в глазах… О, нет – блеск – это сказано слишком скромно. В этих глазах горит настоящий огонь, в них бушует страстное пламя, в этом пламени так хочется сгореть – но разве может себе это позволить чистокровная ведьма, профессор трансфигурации и декан самого лучшего в мире факультета? Нет, конечно же, нет – во всяком случае, не в этот раз, это уж точно…

- Ты не слушаешь меня, Минни! – Маргарет не спрашивает, она констатирует факт. – Выкладывай, что случилось.

- Почему непременно что-то должно случиться, – пожимает плечами Минерва и расправляет складки на скатерти – даром, что на скатерти и в помине нет никаких складок.

- Потому что у вас, у волшебников, постоянно что-то случается, – категоричным тоном заявляет леди, сидящая напротив, и непринужденным движением наклоняется вперед. Она накрывает тонкую сухую руку волшебницы своей – не менее тонкой и такой же сухой – в конце концов, они обе появились на свет в один и тот же год, с разницей в несколько дней, не стоит удивляться тому, что у них одинаково сухая кожа. Это неважно, пока глаза еще могут гореть так ярко…

Секунду Минерва Макгонагалл дает себе на то, чтобы просто насладиться прикосновением, а потом сдержанно произносит:

- Ты права. Ситуация ухудшается буквально с каждой неделей. Последнее нападение произошло в районе Линкольншира – и я сразу же подумала о твоих родных…

- С ними все в порядке, спасибо, – говорит Маргарет и придвигается еще ближе,, сверкая своими невозможными глазами. – Послушай, я тут подумала – только ты ни в коем случае не должна принимать это на свой счет.

- Что ты имеешь в виду? – выпрямляется в кресле Минерва, хотя, казалось бы, сидеть прямее просто невозможно. Их руки по-прежнему соприкасаются.

- Я ничего плохого не хочу сказать о магии, тем более что ты – отличная ведьма. Но ваши методы борьбы со злом… Почему бы вам не использовать магловские технологии? У нас есть очень, очень перспективные разработки, и уверяю тебя, перед ракетами не устоит ни один Волде…

- Ты нарочно! – вскидывается Макгонагалл и выдергивает руку. – Ты словно не понимаешь, как он опасен!

- Я-то как раз понимаю, – сердито говорит Маргарет. – И я понимаю также, что мы – нация, которая победила Гитлера, а вот понять, почему вы столько лет не можете с ним справиться, я не в состоянии! Гибнут люди! Те, кого вы называете магглами – а вы только разводите руками и без толку машете своими волшебными палочками! Сотворить из воздуха чай с мятой – это, конечно, превосходная идея, но вот что я скажу тебе, дорогая – я еще не премьер-министр, но я очень надеюсь, что стану им буквально со дня на день, а я помню, что ты мне рассказывала о взаимодействии вашего министра с главой нашего правительства… Как только министр магии явится в мой кабинет, я выложу ему все – и пусть только попробует отвертеться! У нас немало собственных проблем, но этот монстр, которого вы даже по имени назвать не в состоянии, должен быть уничтожен! Я не пожалею для этого никаких средств – может быть, автоматы покажутся ему детскими игрушками, но баллистические ракеты…

- Маргарет, подумай только, что ты говоришь! – укоризненно качает головой Минерва. – Наши миры не должны смешиваться, я и так совершаю преступление, рассказывая тебе о нас…

- Преступление – это не использовать всех имеющихся средств для решения проблемы, – сурово отрезает Маргарет, бросает взгляд на изящные наручные часики и мгновенно забывает о Волдеморте – впрочем, по опыту своему Минерва знает, что ее маггловская подруга не забывает никогда и ни о чем, и добивается поставленных целей практически любыми способами – точно так же как лейбористы, которых она недавно упрекала в подобном.

Маргарет выглядит по-настоящему огорченной – они с Минервой так редко видятся, а общаться с настоящей волшебницей – это невероятно интересно, если бы еще не эта странная война…

- Минни, будь у меня метла, сейчас мне пришлось бы ею воспользоваться! Активисты нашего штаба ожидают меня буквально через полчаса, а я даже не понимаю, в каком из этих тупиков я оставила свою машину.

Ее нельзя назвать красивой – но когда она смотрит на тебя так внимательно и с этим невероятным сиянием во взгляде, отказать ей просто невозможно. Устоять перед ней тоже. У Маргарет хватит сил в самом деле двинуть на Упивающихся эти свои… баллистические ракеты – ох, знать бы еще, что это такое! Но наверняка что-то пострашнее, чем коммунисты. Нет, это совершенно исключено, совершенно. Магглы не могут вмешиваться в эту войну – им отведена роль невинных жертв, это предопределено. Бороться с Волдемортом – в мыслях Минерва всегда произносит его полное имя – должны авроры и Орден Феникса, то есть маги. И даже если эта борьба до сих пор не увенчалась успехом, это не значит, что можно позволить магглам соваться в их внутренние, волшебные проблемы! Хватит того, что зло и так постоянно выползает за пределы магического мира. Если позволить Маргарет подключиться, локальная война может принять размеры непоправимой катастрофы…

- Я помогу тебе, и ты никуда не опоздаешь.

Если ты ведьма, некоторые проблемы так легко ликвидировать – как, например, всякие следы тайного чаепития в этом глухом кирпичном углу. Несколько заклинаний, пара магических пассов: и вот уже нет никакой мебели и тонкостенного фарфора, лишь мятный запах – слабый, еле уловимый – продолжает витать в воздухе…

Маргарет деловито повязывает волосы тонкой косынкой, подкрашивает губы. У нее сосредоточенный взгляд, а губы шевелятся сами собой – видимо, она репетирует речь, с которой должна сейчас обратиться к своим активистам. И вдруг пальцы ее перестают двигаться, руки опускаются, а на лицо ложится не тень даже, а тяжелая каменная плита – и все прожитые годы моментально возвращаются на свои места.

- Я стану премьером, Минни? – вопрос срывается с ее губ как будто помимо воли и повисает между двумя женщинами – одна из которых так жаждет сейчас волшебства, а вторая так отчаянно жалеет о том, что она – волшебница.

Минерва Макгонагалл улыбается, решительно вскидывает руку и поправляет непослушный локон, выбивающийся из-под платка Маргарет – в эту минуту для нее уже не имеет значения, как будет истолкован этот жест – потому что она слишком хорошо знает, что сделает в следующую.

- Стану, Минни? – снова спрашивает Маргарет, почти робко – о, как это на нее непохоже!

- Конечно, станешь, Мэгги, – шепчет Минерва. – Ты будешь первой леди этой страны, и ты будешь по-настоящему великой леди, тебя будут называть Железной, и ты справишься со всеми проблемами, все решишь – инфляцию, девальвацию, безработицу, что там еще у вас за проблемы?

- Коммунисты, – таким же шепотом подсказывает Маргарет, не отводя от Минервы своих сияющих глаз.

- И с коммунистами ты тоже справишься, – уверенно обещает Макгонагалл и дает сама себе слово узнать наконец, кто же такие эти коммунисты, которых так не любит ее тайная подруга.

- Но прежде всего я помогу вам справиться с… ну, ты сама знаешь, с кем. Он – настоящая угроза миру…

Чувства – вот настоящая угроза миру, – думает Минерва Макгонагалл. Чувства разрушают хитроумные планы, вскрывают нарывы, приносят хаос и разрушение, чувствам невозможно противиться, их можно только научиться запрятывать глубоко-глубоко, в самые потаенные уголки души, но и оттуда они вырываются подобно водному потоку, сметающему самые мощные камни на своем пути. Чувства… Им наплевать на возраст и звания, пол и цвет кожи, социальные статусы и различия в самой человеческой природе – они просто вспыхивают однажды огнем у тебя под кожей, и ты не успеваешь оглянуться, как уже нарушил статут о секретности. Но тем и отличается ведьма от обычной женщины, что всегда может положить этому конец.

- Мне на самом деле очень-очень пора! – с сожалением говорит Маргарет, быстро и смазанно целуя Минерву в щеку – как всегда, на прощание. – Увидимся в мае? Уже после выборов?

- После твоей победы, дорогая, – почти нежно отвечает Минерва, борясь с невыносимым желанием дотронуться пальцами до того места на собственной щеке, к которому только что прикоснулась своими губами Маргарет. – В мае после победы.

- Придешь ко мне со своим министром? – миссис Элегантность-79 вдруг подмигивает, словно озорная студентка, и почти бегом устремляется к выходу из тупика.

Минерва Макгонагалл позволяет себе еще несколько секунд понаблюдать за ее идеально прямой спиной, обтянутой изысканным, кофейного оттенка, твидом, прежде чем поднять свою волшебную палочку и неслышно прошептать:
- Обливиэйт…

Когда Маргарет подносит руку к виску и ошеломленно оборачивается, пытаясь понять, каким ветром ее занесло в этот богом забытый тупик в полумиле от штаб-квартиры консерваторов – ее удивленному взгляду предстает лишь большая кошка с темными кругами вокруг глаз, неподвижно сидящая на крышке одного из мусорных баков.

- Рассказать кому – не поверят, – бормочет вполголоса растерянная леди. – Шла-шла и вдруг… тупик, баки, кошка… У меня ведь совершенно нет времени, совершенно!

Минерва Макгонагалл долго сидит неподвижно – ее анимагическая форма позволяет это. В ее груди часто и сильно бьется сердце зверя, переполненное человеческими чувствами, которые не имеют никакого значения, ровным счетом никакого. Тонкое кошачье обоняние улавливает в сыром воздухе слабые отголоски мятного аромата – но и это тоже не имеет значения. С некоторых пор Минерва Макгонагалл терпеть не может чай c мятой...

@темы: фемслэш, НЖП, Орден Феникса, Фик, Конкурсная работа, Выкладка 8, Минерва Макгонагалл, Текст

---

[Орден_Феникса]

Название: На всякого колдуна довольно простоты
Автор: Орден Феникса
Бета: будет названа позже
Тип: джен
Рейтинг: PG
Персонажи: Альбус Дамблдор, Доркас Медоуз, Эдгар Боунс и другие
Жанр: хроника, приключения
Размер: миди, 93.000 знаков с пробелами.
Дисклеймер: Канон принадлежит Джоан Роулинг
Саммари: Кое-что о том, как остаться человеком в любой ситуации, создать идеальное студенческое общество и ограбить банк.
Тема задания: «1970-1973 год, причины и предыстория войны глазами Альбуса Дамблдора. Обстоятельства создания Ордена Феникса»
Примечание 1: фик написан на командный конкурс «Битва за Англию».
Примечание 2а: за этот фик нужно голосовать по критерию «Раскрытие военной темы – общественное» (и еще, разумеется, за общее впечатление)

НА ВСЯКОГО КОЛДУНА ДОВОЛЬНО ПРОСТОТЫ

1. Два откровенных разговора

1970 год, декабрь

Если им суждено было встретиться и поговорить, так почему бы и не сегодня? Альбус Дамблдор, недавно назначенный директором Хогвартса, всегда об этом знал, и знание это не предвещало ничего хорошего. Он не виделся с Томом Реддлом с тех самых пор, как много лет назад этот исключительно одаренный юноша окончил школу и покинул её, глубоко уязвлённый отказом принять его преподавателем. Впрочем, Альбус не переставал незримо присутствовать в его жизни все эти годы. Поэтому когда волшебник, известный ныне как Лорд Волдеморт, в коротком вежливом письме попросил о встрече, Альбуc Дамблдор нисколько не удивился и незамедлительно ответил согласием.

Короткий стук в дверь отвлёк его от размышлений о том, сколько ошибок допустил он с этим мальчиком, можно ли ещё что-то изменить и кто займёт так некстати и едва ли случайно освободившуюся должность преподавателя защиты от тёмных искусств. Из всего этого директор Хогвартса наверняка знал одно: кто угодно, только не высокий закутанный в чёрную мантию посетитель, вошедший в его кабинет.

– Добрый вечер, Том. Присядете? – радушно приветствовал его Дамблдор. Стоявший перед ним был одним из самых могущественных легилиментов, и наверняка самым опасным, но Альбус и не подумал закрыть сознание барьером. Сейчас ему совершенно нечего было скрывать. Он не чувствовал страха перед Томом Реддлом и не испытывал к нему ненависти или отвращения. Только искреннее, глубокое разочарование.

– Я слышал, вы стали директором школы, – его гость, устроившись в кресле, осторожно подбирался к тому, зачем пришёл. Он был напряжён, наглухо застёгнут снаружи и изнутри, и должно быть, хотел казаться уверенным и грозным, но получалось совсем неубедительно.

Не просто слышал, Том, ты приложил много усилий, чтобы этого не произошло. Совершенно бесполезных, надо сказать… Даже не думай, что сможешь мне помешать или навредить школе.

– Достойный выбор, – добавил Том Реддл высоким холодным голосом без проблеска эмоций. Разумеется, он не мог удержаться от искушения заглянуть в мысли своего заклятого врага, но внешне постарался ничем этого не выдать.

– Рад, что вы одобряете, – пытливый, прищуренный взгляд прозрачно-голубых глаз ясно говорил, что Альбус не верит ни одному его слову, – Итак, Том, чему обязан удовольствием видеть вас? – наконец спросил он, вручая гостю бокал вина, словно доброму приятелю.

Тот некоторое время молчал, как будто бы не сразу поняв, что это его назвали почти забытым, человеческим именем:

– Никто больше не называет меня Томом. Теперь я известен под именем…

Альбус не дал ему закончить:

– Ваше новое имя мне известно, но, боюсь, для меня вы навсегда останетесь Томом Реддлом. Такова неудобная особенность старых учителей, они никогда не забывают, с чего начинали их юные подопечные.

Воровство – самое безобидное, что я могу припомнить о тебе, Том. Новое имя ничего не изменит.

Ответом была почти осязаемая волна обжигающей ярости.

Неужели ты и впрямь полагаешь, что можешь меня напугать?

Альбус Дамблдор расслабленно улыбнулся и отсалютовал гостю бокалом. А ему, в свою очередь, понадобились пара минут и пара глотков вина, чтобы вновь овладеть собой. Его ненавистный учитель был безукоризненно вежлив и совершенно открыт, но при этом излучал такую грозную и непредсказуемую силу, что Лорд Волдеморт исчез, уступив место Тому Реддлу, вновь сжавшемуся от ужаса перед пылающим шкафом.

– Я всегда удивлялся, что такой волшебник, как вы, ни разу не захотел покинуть эту школу, – он предпочёл отступить, переменив тему.

И не надейся, что когда-нибудь сможешь вынудить меня её оставить.

– Для такого волшебника, как я, нет ничего важнее, чем возможность передавать другим древнее мастерство, оттачивать юные умы. Если память мне не изменяет, вам это тоже когда-то представлялось привлекательным?

– И до сих пор представляется. Но всё же, я не могу понять, почему вы, волшебник, которому дважды предлагали занять пост министра, к которому так часто обращается за советами министерство…

Сомнительная честь, тебе не кажется? Насколько мне известно, к тебе некоторые чиновники приходят не реже. За приказами, не за советом.

– Трижды, если считать последнее предложение. Но меня, как и вас, никогда не привлекала карьера министра. И это, кажется, ещё одна наша общая черта.

Да, у нас чуть больше общего, чем каждый готов признать.

Том Реддл угрюмо молчал, видно, разговор складывался совсем не так, как он рассчитывал.

– Я вернулся, – наконец продолжил он, – намного позже, чем ожидал профессор Диппет, чтобы снова просить о той должности, для которой он когда-то счёл меня слишком юным. С тех пор как я окончил школу, я увидел и совершил многое. Я могу показать и рассказать вашим ученикам такое, чего они не узнают ни от какого другого волшебника.

Альбус оценивающе смотрел на гостя поверх бокала, но это уже ничего не значило, Том Реддл был изучен, взвешен, оценен и отвергнут с вердиктом «очень опасен» много лет назад. Годы показали, что никакой ошибки тут не было.

Показать и рассказать? Ты прекрасно знаешь, что этого я постараюсь не допустить всеми силами. Как и то, что я с большим трудом отговорил профессора Диппета дать тебе работу в Хогвартсе и сделал это вовсе не потому, что считал тебя слишком молодым.

– Да, я доподлинно знаю, что вы с тех пор совершили многое. И мне было бы очень грустно, если бы хотя бы половина слухов о ваших … достижениях оказалась правдой, – директор не смог удержаться от горькой, колкой иронии.

Лицо Реддла осталось непроницаемым, но он, безусловно, понимал, что Альбусу Дамблдору известно о нём больше, чем кому бы то ни было. И искренне недоумевал, почему тот до сих пор не обвинил его открыто. Не объявил войны, к которой оба давно готовы, понимая, что двоим им нет места ни в Хогвартсе ни в магической Англии.

– Величие пробуждает зависть, зависть рождает злобу, а злоба плодит ложь. Вы это прекрасно знаете.

Едва ли я знаю человека, меньше заслуживающего зависти, чем ты.

– Так вы называете то, что делаете, «величием»? – из-под полукружий очков вырвалось что-то очень похожее на презрение.

– Разумеется, – в этот раз Реддл не смог сдержать злости. – Я экспериментировал и раздвинул границы магии…

– Некоторых её разновидностей, – мягко поправил его Альбус Дамблдор, и вся значительность слов Реддла рассыпалась в дым. – Что касается других, вы остаётесь… простите меня… прискорбно невежественным.

И столь же прискорбно самоуверенным, полагая, будто можешь подчинить своей воле такие непостижимо сложные материи. Ты не представляешь, какие силы обернутся против тебя.

Реддл попытался улыбнуться, но нечеловечески белое лицо только исказилось в угрожающей, хищной гримасе.

– Тогда существует ли место лучше, чем Хогвартс, чтобы продолжить мои изыскания? Вы позволите мне вернуться? Поделиться знаниями с вашими учениками? Я отдам себя и мои дарования в ваше распоряжение. Стану вашим слугой.

Если бы у Альбуса Дамблдора был вредноскоп, его бы сейчас разорвало от напряжения, но директор давно привык обходиться своей интуицией и проницательностью.

Дело не в том, что я не верю ни одному твоему слову, и не в том, что мне не нужны слуги, хотя тебе сложно это представить. А в том, что ты не можешь помыслить ничего, кроме как обмануть, очаровать, обратить в собственность, а потом слопать. И другого от людей тебе не нужно. Ты жалок.

– А кем станут те, кто уже превратился в ваших слуг? Те, кого, если верить слухам, называют Упивающимися смертью?

– Мои друзья обойдутся и без меня.

– Рад слышать, что вы называете их друзьями. Мне казалось, они больше похожи на слуг.

– Вы ошиблись.

– Неужели? И если я загляну нынче ночью в «Кабанью голову», то не застану целую компанию – Нотта, Розье, Мальсибера, Долохова – ожидающую вас?

Непринуждённость, с которой Дамблдор проявлял осведомленность, задела Тома Реддла сильнее всего, но он смог сдержаться:

– Вы как всегда всеведущи.

– Нет, я всего лишь дружу с трактирщиком.

И мне действительно нечего скрывать. Если бы ты мог понять, как легко и приятно быть искренним.

– А теперь, Том, давайте-ка начистоту. Зачем вы явились сюда и просите о работе, которая, как мы оба знаем, вам не нужна? Я знаю, вы хотите вернуться в Хогвартс, однако преподавать вам хочется не больше, чем в восемнадцать лет. Почему бы вам прямо не попросить о том, чего вы добиваетесь?

– Если вы не желаете дать мне работу…

Уж точно не больше, чем ты хочешь работать под моим началом, Том.

– Разумеется, нет. И не думаю, будто вы хотя бы на миг тешили себя мыслью, что я соглашусь. Тем не менее, вы пришли ко мне с просьбой, значит, у вас есть какая-то цель.

И я настоятельно рекомендую тебе, Том, и твоим подельникам держаться от школы подальше. Если, конечно, ты не хочешь иметь дело со мной и прямо сейчас. Это был последний раз, когда я позволил тебе войти в замок.

Тома Реддла перекосило от бессильного гнева:

– Это ваше последнее слово? – он встал. Лютая, бешеная злоба, которую он излучал, разделила их, словно невидимая огненная стена.

Ты пожалеешь об этом, Дамблдор. Старый, жалкий трус. Ты мог стать великим, но предпочёл остаться ничтожеством. Можешь сколько угодно прятаться за этими стенами, я всё равно уничтожу тебя, рано или поздно.

– Последнее, – просто подтвердил Дамблдор. Высокий, ледяной, звенящий чистейшей ненавистью многолетней выдержки голос у него в голове только что поклялся его убить, и с этой секунды ещё не начавшаяся война, зловещей тенью надвигающаяся на Англию, стала его войной.

@темы: Орден Феникса, Джен, Аберфорт Дамблдор, Доркас Медоуз, Фик, Малфои, Альбус Дамблдор, Конкурсная работа, Эдгар Боунс, Выкладка 7, Люциус Малфой, Текст, Волдеморт

---

Удаление внеконкурсной работы

[Битва за Англию]

В связи с уходом с Битвы одной из участниц команды ОФ удалена выполненная ею внеконкурсная работа.

---

[House of York]

Текст снят и перенесен в сообщество Темных
по адресу www.diary.ru/~albansk/p163526153.htm

@темы: Джен, Антонин Долохов, Фик, Пожиратели Смерти, Альбус Дамблдор, Конкурсная работа, Абраксас Малфой, Выкладка 7, Текст, Волдеморт

---

[House of York]

Коллаж снят и перенесен в сообщество Темных
по адресу www.diary.ru/~albansk/p163526038.htm

@темы: Август Руквуд, Арт, Коллаж, Конкурсная работа, Выкладка 6

---

[Орден_Феникса]

Название: С улыбкой встречу жизнь
Автор: команда ОФ
Бета: будет названа позже
Тип: гет
Рейтинг: G
Персонажи: Лили Поттер
Жанр: Роман, Драма, Общий
Техника: фотошоп, коллаж
Тема задания: Иллюстрация к конкурсному тексту «Слишком много войны»
Саммари: А как война повлияет на твою жизнь?
Дисклэймер: всё принадлежит Дж. Роулинг
Предупреждение: нет
Примечание: коллаж выполнен на командный конкурс «Битва за Англию».

@темы: Арт, Коллаж, Конкурсная работа, Выкладка 6, Лили Поттер, иллюстрация

---

Список выложенных работ

[Битва за Англию]

Список выложенных работ (обновляется ежедневно).

ФИКИ:

Команда ОФ

В2: «С другой высоты»; G; мини; джен; драма; АД, АМ, ММ, СБ, ДжП

В3: «Слишком много войны»; PG-13; гет; драма; ЛП, ДжП, СБ, АГ, ФЛ, АЛ

В4: «Zoon politicon»; R; мини; джен/гет; драма; ФЛ/АЛ

В5: "Кошки для Беллы", PG-13, миди, джен/слэш, роман, драма, Эдгар Боунс

В7: "На всякого колдуна довольно простоты", PG, миди, джен, хроника, приключения, АД и др.

В8: "Чай с мятой", PG, мини, пре-фемслэш, ММ, НЖП

В9: «Quattuor Gaudens»; PG; мини; джен; драма; АГ, АД, РС, БК-ст.

В10: «Из тени»; PG-13; миди; джен; драма; АбД, АД, АГ, НЖП

В13: «Страшней врага»; PG; мини; джен; драма; МФ, СБ, АбД

В14: «Рикки-тикки-кукарикки»; PG-13; мини; джен; драма; СБ, ДжП, ЛП

В15: «Угадай»; PG; мини; джен; драма; МУ, ГП, ФП

В17: «Черный капюшон»; PG-13; мини; джен; драма; Кингсли Шеклболт и другие

В18: «Наши девочки»; PG-13; миди; джен/гет; драма; ЭВ, ДорМ/АГ, ЛП/ДП, МарМ, АЛ

В19: «Сопротивление материала»: PG-13; мини; джен; драма; НМП, ДжП, ЛП, СБ, РЛ, АД, АГ

В22: «Часы Фабиана Прюэтта»; PG-13; мини; джен; драма; братья Прюэтты и другие

В23: «Сто шагов до поворота»; PG-13; миди; джен/гет; производственная драма; АФ/МФ, НМП, АД

В24: «Человеческое»; R; мини; слэш; драма; РЛ/НМП

В25: «Без мантии-невидимки»; G; мини; джен; драма; ТТ, АТ, ДК

В27: «Смерть Короля-Оленя»; PG-13; мини; джен; драма; СБ, АД, ДжП, ЛП, ФЛ

В28: "Пинк Элефантс"; PG-13; мини; трагикомедия; джен, гет; СБ, ЛЭ, ДП, СС, НМП

Команда Пожирателей Смерти:

В2; «Проигрыши»; R; миди; джен/гет; драма; РЛ/АЛ

В4: «Стирающий грань»; PG-13; миди; джен; драма: БК-мл., ФЛ, ТН-ст.

В5: "Август Руквуд. Версия", PG-13, миди, джен, драма, Август Руквуд и другие

В7: "Яма (The Pit), R, миди, джен, драма, Том Риддл и др.

В8: "Теория правды", PG, мини, джен, missing scene, НЖП, БК-мл.

В9: «Джокер»; G; мини; джен; missing scene, АМ-ст, ЛМ, ДА, КФ и др.

В10: «Осведомитель»; »; PG-13; мини; джен; драма; РЛ, НЖП

В12: «В общем-то, как всегда»; G; мини; джен; драма; ПП, АлексМ, МанФ, ДжП, СБ

В13: «Крыса и соль»; PG-13; мини; джен; драма; ПП, мП

В14: «Берлин 36»; G; мини; джен; драма/ангст; РБ, АнД, НМП

В17: «За чертой»; G; миди; джен; драма; Ивэн Розье, супруги Лестрейндж и другие

В18: «Последняя капля»; PG-13; мини; джен; драма; Эйвери, Мальсибер, Крауч-ст. и др.

В19: «Опасная игра»; PG-13; мини; джен; драма; РабЛ, РудЛ, РБ, ЭР

В22: «Волчьи ягоды»; R; миди; слэш; драма; ФГ/ЛМ,

В23: «Дело ноттингемских гоблинов»; PG-13; миди; джен; помесь детектива и производственного романа; АбМ, ИР, гоблины, ТР

В24: «Зависть»; G; мини; джен; драма; ПП, РБ

В25: «Пятница»; R; мини; джен/гет; драма; ПТ/МХ, АБ

В27: «Цена гордости»; PG; мини; драма; ВБ, БЛ

В28: "Оргия"; PG-13; мини; джен; юмор; РЛ, РбЛ, БЛ, АД

ПЕРЕВОДЫ:

Команда ОФ

В12: «Гибель Регулуса Блэка»; PG-13; миди; джен; драма; СС, АД, РБ, АГ, ДжП, ЛВ, ЛМ

В20: «Во всей красе осенней»; G; мини; джен; драма; ДорМ, ДжП, ГидП, МаРм, СБ, ЛЭ

Команда Пожирателей Смерти:

В3: «Переломный момент»; PG-13; мини; джен; драма; Нарцисса Малфой и др.;

В15: «Веритасерум»; PG-13; миди; джен, гет; драма, боевик, юмор, флафф; УПСы

В20: «И вот мы падаем»; PG-13; мини; джен; драма; Долохов, Снейп, Эйвери, Лестранж, РБ и др.

КЛИПЫ:

Команда ОФ

В26: «Всего несколько колдографий»; ДжП/ЛЭ; гет; G

Команда Пожирателей Смерти:

В26: «Чему покоряются сердца мальчишек»; ЛМ/НМ, БЛ/РЛ, ТР, ЭР; джен/гет; PG

РИСУНКИ:

Команда ОФ

В1: «Прикроешь меня?»; ФП, ГП; джен; PG-13

В16: «Прощай»; ММ, НЖП; джен; PG

В21: «Уизли, ты же чистокровный»; АУ, МП, ЛМ; джен; PG

Команда Пожирателей Смерти:

В1: «И это мой выбор?»; РБ; джен; PG-13

В16: «Проигрыш первый, незаметный»; РЛ/АЛ; гет; PG-13

В21: «Накануне»; ФГ/ЛМ, ЛМ/НБ; гет, слэш; G

КОЛЛАЖИ

Команда ОФ

В6: "С улыбкой встречу жизнь"; Лили Поттер, джен, G

В11: «Фантики»; АЛ, ФЛ, БЛ; гет; PG

Команда Пожирателей Смерти

В6: "Ради науки..."; Август Руквуд, джен, PG-13

В11: «Косой переулок», 1980-й; неизвестные маги; джен; G

ВНЕКОНКУРСНЫЕ РАБОТЫ

НАГЛЯДНАЯ АГИТАЦИЯ

Команда ОФ:

«Феникс-радио 1»; радиопередача; PG; мини; джен; новости Первой войны; орденцы, УПСы, нейтралы

«Феникс-радио 2»; радиопередача; PG; мини; джен; новости Первой войны; орденцы, УПСы, нейтралы

Агитационная листовка; PG-13; УПСы и их жертвы; джен

«Не позволь своему мужчине...»; агитационный плакат; PG-13; джен; УПС, маггла

«Make Wizards»; агитационный плакат; PG-13; джен; УПСы, магглы

Агитационная листовка; PG-13; джен;

Команда Пожирателей Смерти:

«Вы все еще любите маглов?»; серия агитплакатов; NC-17; маглы; джен (и отчасти гет)

«Маска»; агитационный плакат; G; маги; джен

«До встречи»; агитационная листовка в виде письма; G; мини; джен; неизвестные маги (автор и адресат письма)

«Что ты выберешь для своего ребенка?»; агитационный плакат; G; маги, маглы; джен

«Я - маг!»; агитационный плакат; G; джен; маг

«Когда взаимности нет»; агитационный плакат; G; джен; инквизитор, маг

ПРОЧИЕ ВНЕКОНКУРСНЫЕ РАБОТЫ

Команда ОФ

«Жернова правосудия»; коллаж; PG-13; Аластор Грюм и другие; джен

«Странные сны»»; цикл стихотворений; PG-13; орденцы

«Орден Феникса»; стихотворение; PG; орденцы

«Аберфортовский юмор»; плакат; PG-13; джен; юмор

«Граффити»; плакат; PG-13; джен; УПСы

"Знакомство с семьей"; PG-13; мини; юмор и пародия

Команда Пожирателей Смерти:

«За миг до трагедии»; рисунок; PG-13; Беллатрикс Блэк; джен

«История любви»; кукольный фотофанфик; G; РЛ/ББ, ЛВ

«Бабочка на рукаве»; фик; РG-13; мини, джен, гет; НЖП, Уилкс

«Соль», продолжение конкурсного фика «Август Руквуд. Версия»; РG-13; мини; джен/гет; драма; АР, НЖП, ТЛ

«Погремушка»; фик; РG; мини; джен; драма; РБ, СБ

"Регулус Блэк идет искать"; G; мини; джен, драма; РБ, СБ, ВБ, ТР

"Моя жена - Пожиратель"; G; мини; юмор; РЛ, БЛ

запись создана: 17.06.2011 в 19:57

---

[House of York]

Текст снят и перенесен в сообщество Темных
по адресу www.diary.ru/~albansk/p163525823.htm

@темы: Эйвери, Джен, Ивэн Розье, Фик, Мальсибер, Пожиратели Смерти, Август Руквуд, Конкурсная работа, Выкладка 5, Текст, Волдеморт

---

[Орден_Феникса]

Название: Кошки для Беллы
Автор: Команда ОФ
Бета: Команда ОФ
Тип: джен, слэш
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Эдгар Боунс, ?/?
Жанр: роман, драма
Размер: миди (102000 знаков с пробелами)
Дисклеймер: Канон принадлежит Джоан Роулинг
Саммари: Может ли один человек - и далеко не герой - изменить ход всей войны? А если он будет слишком настойчив?..
Тема задания: Фик написан на тему «Сомнительные с морально-этической точки зрения научные исследования орденцев»
Предупреждение: Авторское видение главного героя, о котором из канона известно только то, что он был великим магом и погиб.
Примечание 1: фик написан на командный конкурс «Битва за Англию».
Примечание 2: за этот фик нужно голосовать по критерию «Раскрытие военной темы – личное» (и еще, разумеется, за общее впечатление)

Год 1977

Луна-парк, мимо ворот которого им пришлось пройти, был залит ярким светом иллюминации и заполнен отдыхающей публикой. Эд заметил, как его информатор, замедлив шаг, покосился на сияющую арку входа, и грубовато подтолкнул его в спину:

– Давай-давай, Бонне, пошевеливайся. Не отвлекайся.

Тычок оказался своевременным – возле тротуара, чуть не окатив его водой из лужи, затормозил шикарный автомобиль, то ли «Бентли», то ли «Роллс-ройс» – Эд в маггловских тачках разбирался неважно. Шофер услужливо распахнул заднюю дверь, и Боунс, всё же успевший отскочить на безопасное расстояние, увидел франтовскую шляпу, высоко поднятый воротник светлого пальто и щегольскую бакенбарду приехавшего развлекаться сноба. Сноб, повернувшись спиной, помог выйти блондинке в широком голубом плаще, собственнически обнял ее за плечи и повел ко входу в парк, а Эд стряхнул с куртки пару грязных капель и, перехватив Бонне, которому повезло гораздо меньше, поволок его прочь. Ввязываться в разборки не хотелось, хотелось, наконец, попасть, куда надо и увидеть то, ради чего он сюда притащился. И поэтому взгляда прищуренных черных глаз, прожигающего спину, он даже не почувствовал.

Париж – он на то и Париж. Пара кварталов, несколько хитрых поворотов, и вот, вроде бы в двух шагах от роскошного освещенного бульвара, а ты уже в трущобах. Сырость, туман, редко и тускло горящие окна… Где-то, кажется, пищат крысы. И непередаваемое амбре – даже Бонне невольно сморщился и подтянул повыше шарф. Но Боунс, к счастью, ни чрезмерной брезгливостью, ни топографическим кретинизмом не страдал. Путь от бульвара он запомнил прекрасно и поэтому безо всяких опасений нырнул в полностью затянутую белым «молоком» подворотню вслед за информатором, скрывшемся там секундой раньше.

В загаженном дворике им пришлось еще и спускаться по скользким ступеням – интересующий Эда субъект проживал в полуподвальном закутке, который и квартирой-то назвать было сложно. Дверь им открыла хмурая немолодая женщина, представившаяся сестрой «мсье Паллена», и без лишних слов провела поздних гостей к стоящей у дальней стены лежанке.

По сравнению с улицей здесь, внутри, дышалось еще хуже, тяжелый смрад болезни пропитал всю крохотную квартирку. А уж когда Эд увидел самого больного...

– Я на это смотреть не буду, – сдавленно просипел Бонне у него за спиной. – И вообще, Боунс, свою часть договора я выполнил. Расплачивайся, и я сваливаю.

– Выполнил, – зачарованно повторил Эд, не в силах оторвать глаз от лежащего в грязной постели человека. – Держи…

Информатор подхватил тугой кошелек, буркнул что-то на прощанье и торопливо вышел, а Эд, тут же забыв про него, машинально стащил куртку и, присев на корточки, вытащил из кармана синие резиновые перчатки.

Мсье Паллен был без сознания. Боунс подержал его за запястье, считая пульс, легко касаясь, пробежал пальцами по сплошь покрытой разлагающимися язвами коже и деловито приподнял веки. Женщина молча наблюдала за его манипуляциями из дальнего угла, не решаясь подойти. Эд достал пинцет, маленький стеклянный резервуар и, расковыряв пару язв, поманил ее к себе.

Она с опаской приблизилась – осматривающий ее брата «доктор» выглядел и вел себя более чем странно.

– Мсье?..

– Рассказывайте, – лаконично приказал Боунс. – С самого начала и подробно.

Особых подробностей женщина не знала. Мсье Паллен, через пару дней после возвращения из очередной командировки, где, как он выразился, «его поцарапала какая-то дрянь», почувствовал сначала легкое недомогание, потом слёг, а потом… Мсье Бонне, войдя в их положение, любезно согласился привести хорошего специалиста, вот они и ждали, больше никого не вызывая.

– Гм… – Эд на всякий случай заглянул еще и в рот – те же жуткие изъязвления на слизистой, – и сколько дней он в таком виде?..

– Восемь.

Восемь. Боунс, не вставая, оглянулся – скудного света вполне хватало, чтобы увидеть, что у женщины, ухаживающей за больным все эти восемь дней, была абсолютно чистая кожа. Покрытый с ног до головы струпом мсье Паллен почему-то оказался незаразен.

– Значит, зооноз, – отворачиваясь, пробормотал Эд и вдруг заметил, что больной пришел в себя и бездумно смотрит на него красными гноящимися глазами. Боунс наклонился ниже и, стараясь не вдыхать исходящий от него густой гнилостный запах, громко спросил: – Паллен! Паллен, вы меня слышите?..

Хрип и невнятное бульканье вполне можно было счесть за «да». Эд удовлетворенно кивнул – дело теперь виделось не настолько безнадежным, как вначале…

– Где вы были? И кто на вас напал?

Вот тут разобраться с ответами стало гораздо сложнее. Но Эд не сдавался и в конце-концов выяснил, что командировали мсье Паллена всего-навсего на безобидные и исхоженные вдоль и поперек острова Силли. И на самом западном из них, возле старой церкви, на него неожиданно набросились… пикси.

И остров, и церковь Боунс знал прекрасно, и уж кого-кого, а пикси там отродясь не водилось. Эд переспросил несколько раз, но добился лишь того, что обессиленный долгой беседой больной вновь впал в беспамятство. Женщина нерешительно дотронулась до его плеча, и он, вспомнив о «легенде», торопливо стащил изгаженные перчатки, достал палочку и пробормотал диагностическое заклинание.

Ответ, увы, был однозначным – лекарства от загадочного недуга, постигшего мсье Паллена, магия не знала, и жить ему оставалось от силы несколько часов. Женщина негромко и как-то безнадежно всхлипнула, а Эд, поплотнее закрутив резервуар со взятым материалом, убрал его в карман и, запихнув в приготовленный пакет пинцет и грязные перчатки, с трудом поднялся:

– Могу ускорить, если хотите.

Она, помедлив, кивнула и отвернулась. Боунс, стараясь не запачкаться, осторожно бросил в приоткрытый рот умирающего желатиновую капсулу – старый добрый цианид – и засек время.

Желатин растворился ровно через три минуты. Еще тридцать секунд понадобилось на то, чтобы испепелить тело. Больше задерживаться здесь смысла не было. Эд натянул куртку и, положив на стол еще один кошель, гораздо более объемный, чем тот, что достался информатору, коротко посоветовал:

– Уезжайте отсюда.

***

Буквально пару минут спустя после ухода странного врача входная дверь снова противно скрипнула, и женщина, оглянувшись на звук, едва не выронила плошку с пеплом мсье Паллена.

На нее была нацелена палочка. Палочку держала рука в тонкой лайковой перчатке, с крупным, тускло поблескивающим перстнем на мизинце. Обладатель дорогих перчаток и перстня замер на пороге, потом сдавленно пробормотал «О, Мерлин!..» и, опустив палочку, быстро прижал к лицу платок, вытащенный из кармана шикарного светлого пальто.

Женщина не шевелилась. Черные глаза поверх платка быстро осмотрели убогую комнату и вернулись к ней.

– Где Боунс?

– Доктор… – запинаясь, ответила она, – недавно ушел…

– Доктор? – в глазах и голосе появилась явная насмешка. – И что же доктор здесь делал?

– Приходил к брату…

– Неужели? А где же брат?..

Она молча вытянула вперед руки с плошкой. Глаза сощурились, леденея, потом странный господин глухо выругался, снова поднял палочку и, бросив «Обливиэйт», поспешно вышел.

***

Эд, не оглядываясь, быстро шел по бульвару, стремясь как можно скорее покинуть людное место и, наконец, аппарировать. Негативный осадок от визита почти рассеялся – Паллен всё равно был обречен. Но зато информатор в кои-то веки не подвел, след на самом деле оказался не пустым, и теперь заполненный резервуар болтался в кармане приятной тяжестью. Завтра предстояла прорва работы – перечитать кое-какие книги, выпросить, в конце-концов, у Артура проклятый маггловский увеличитель… Да, и самое главное – смотаться на острова так, чтобы никто об этом не узнал, и попытаться разыскать не водящихся там пикси.

Чужое присутствие за спиной он почувствовал слишком поздно – голова была забита совершенно иным. Никакой магии, его просто схватили за плечи и изо всех сил швырнули в сторону, грубо, но эффективно усаживая на пустую лавку. Эд, в первый момент растерявшись, пару раз дернулся, но держали его крепко, наваливаясь сбоку и прижимая к высокой спинке. У напавшего была колючая щетина, которую Боунс прекрасно ощущал собственной щекой, мягкая шерсть пальто и дорогой парфюм. Дорогой и до отвращения знакомый. Эд глухо выругался и затих.

Ближайшие планы на жизнь резко поменялись. Теперь просто встать с проклятой лавки было бы большой удачей. Не говоря уже обо всем остальном.

– Привет, малыш Эдди, – горячее дыхание вдруг приятно согрело кожу, и его невольно передернуло. – Наконец-то я тебя поймал…

Мимо них спокойно проходили магглы, близость Луна-парка сказывалась, и гуляющих, даже в столь поздний час, было немало. На странную парочку косились, но не часто, и Боунс отстраненно подумал, что они сейчас смотрятся очень по-парижски – дорого одетый мсье тискает на лавке откровенного фрика. Чужие губы случайно качнули серьгу в ухе – продолговатую каплю белого янтаря, – и Эда снова пробрала мелкая дрожь; он раздраженно зарычал и опять попытался высвободиться.

– Будешь сидеть спокойно – отпущу.

Можно подумать, у него был выбор. Но голос звучал на удивление мирно, и Эд чуть приободрился. А вдруг пронесет?.. Руки, сжимающие плечи, осторожно разжались, тяжесть жаркого тела ослабла, и Боунс, наконец-то получивший возможность выпрямиться, нехотя развернулся.

В мягком свете бульварных фонарей Раби Лейстрендж выглядел еще лучше, чем обычно. Природа вообще не обделила его, ни статью, ни красотой; он был даже не красивым в классическом смысле, а каким-то с ног до головы породистым, в отличие от Рудольфуса. Рука в тонкой перчатке вновь приподняла подбородок Эда. Черные глаза внимательно пробежались по лицу, не пропуская ни одного изъяна, большой палец вдруг почти ласково погладил неровный шрам, уходящий вверх от уголка губ, и Боунс зло ощерился. Нет, он не завидовал Рабастану, он просто не понимал, зачем кому-то одному – сразу всё и так много.

– Прёт от уродов, Лейстрендж?

Рабастан задумчиво улыбнулся и, убрав руку, вытащил из кармана портсигар.

– Ты не урод, Эдди, – спокойно ответил он, закуривая. – Ты…

– Своеобразный, – язвительно закончил Эд, откидываясь на спинку и вытягивая ноги в тяжелых ботинках; агрессией от Лейстренджа пока вроде не пахло, и Боунса понемногу отпустило. – Хочешь и дальше говорить о моей красоте, или все-таки перейдем к делу? Чем обязан такому внезапному вниманию?

Лейстрендж тихо фыркнул:

– Да, жаль, что ты не в моем вкусе, Боунс… Люблю исключительно голубоглазых, знаешь ли. А это могло бы быть любопытным… Но ты прав, довольно лирики. К делу.

Тон неуловимо поменялся, став сухим и холодным, и Эд тут же подобрался – расслабляться с Лейстренджами себе дороже. Рабастан элегантно стряхнул пепел и задал вполне ожидаемый вопрос:

– И что ж ты забыл в том свинарнике?

Вот, значит, как. Значит, следил, и давно. Интересно, и что же красавчику уже известно?.. Если судить по тому, как быстро он его догнал, на допрос сестры Паллена с особым пристрастием времени у Рабастана, в общем-то, не было. Боунс, не торопясь отвечать, лениво огляделся. Гуляющих на бульваре меньше не стало, и возникла очень соблазнительная мысль просто подняться и спокойно смешаться с толпой… Ну, что бы Лейстрендж сделал?.. Бросил в спину Сковывающее – при таком-то количестве случайных свидетелей? Нет, только не осторожный чистоплюй Раби… Но в бок вдруг недвусмысленно уперлось острие палочки, и Рабастан, не глядя на Эда, понимающе улыбнулся:

– Рассказывай, малыш, не томи. У меня, между прочим, свидание горит.

– Сочувствую, – хмыкнул Эд, ерзая и пытаясь отодвинуться. – Осень, Париж, туман… Колесо Обозрения… А ты тратишь время на меня. Странно, Лейстрендж. Так, говоришь, я точно не в твоем вкусе?..

***

Рабастан, дойдя до афишной тумбы, облепленной глянцевыми плакатами, оглянулся и, издевательски помахав застывшему на скамье Эду, свернул к Луна-парку. Боунс в бессильной ярости сплюнул, снова взглянул на кучку остывающего пепла на асфальте, в который превратилось все содержимое его карманов и, не сдержавшись, заехал кулаком по отполированным доскам.

Предусмотрительный Лейстрендж выгреб всё – вплоть до жестянки с монпансье и чеков за маггловское такси. И одноразовый портключ в заброшенный родительский дом, который Эд берег на самый крайний случай, и старинную заколку, за которую пришлось отвалить маленькое состояние – но отвалил, не раздумывая, только представив, как топазы будут мерцать в длинной белой шевелюре… И бесценный резервуар, естественно.
Изобразив фальшивое удивление при виде такого нестандартного набора, Рабастан сгреб все в компактную горку сбоку от скамьи и аккуратно сжег. А Эду только и оставалось, что скрипеть зубами, смотреть, как пепел постепенно разносит поднявшийся ветерок, и машинально стискивать холодными пальцами рукоятку палочки.

Палочку Лейстрендж почему-то не тронул. Но Боунс думал не об этом, а о том, что теперь единственной зацепкой ко всему тому, к чему он так долго и упорно стремился, остались мифические пикси. Пикси, которых теперь не только надо было разыскать и отловить, но и, желательно, не повторить при этом судьбу невезучего мсье Паллена…

Эд со злостью запахнул расстегнутую Рабастаном куртку, встал, наконец, с лавки и быстрой дерганой походкой пошел к аппарационной точке.

Ах, Париж.

***

Визг и верещание стояли просто страшные, они перебивали даже грохот близкого прибоя.

Заросшие синей шерстью лапки уже готовы были вцепиться в легкомысленно открытое горло, но тут пикси словно натолкнулась на невидимую стену и с воплем отпрянула в темень. Следом за ней вторая, третья, двадцатая… Умирающий Паллен не ошибся – этих красавиц, появившихся, будто бы ниоткуда, здесь целая туча, они гораздо крупнее и быстрее, чем обычные, с вытянутыми хищными мордами и длинными загибающимися когтями… Когтями, которые яростно, но напрасно скребли воздух всего лишь в паре дюймов от наглого человечка. Эд, свыкаясь с обстановкой, подождал еще немного и, довольно оскалившись, поднял палочку.

Вокруг него, сияя и переливаясь, колыхался пузырь Фабиана. Сквозь радужную оболочку внешний мир казался немного размытым, но с этим недостатком легко было смириться, тем более, что преимущества пузыря себя уже показали. Защищал он, правда, только от физических проникновений, проклятия и наружу, и, что печальнее, внутрь, проходили с легкостью. Прюэтт и изобрел-то его на пьяную голову, а Эд – тоже на пьяную голову – вдруг запомнил с первого раза певучее короткое заклинание, и гляди ты, как пригодилось…

Но в заготовленную заранее клетку со стенками из мелкой стальной сетки влезло только четыре оглушенных зверька. Уничтоженный пузырь покрыл и камни, и тушки, и самого Боунса жирной маслянистой пленкой; Эд, чертыхаясь, попытался впихнуть и пятую пикси, выскальзывающую из пальцев, как мокрое мыло, но предсказуемо потерпел неудачу. Хотя… для задуманного им с головой хватило бы и двух, но привитая с годами привычка перестраховываться на ровном месте свою роль сыграла. Возле него в радиусе десятка ярдов валялись еще несколько дюжин синих комочков, и Боунс, подумав, вновь взмахнул палочкой, собирая обездвиженных пикси в довольно внушительный холмик. Ну, не оставлять же живыми тварей, носящих на своих коготках такую грязную смерть?..

Еще через пару секунд холмик вспыхнул едким зеленым пламенем. Эд подхватил потяжелевшую клетку и с осторожностью, стараясь не свернуть в темноте шею, стал пробираться к белеющей вдалеке церкви.

И непроизвольно мелькнула мысль, что снова встретить сейчас Лейстренджа было бы очень некстати…

***

Эду не повезло – первой, на кого он натолкнулся в переполненном волшебниками Атриуме, оказалась его дражайшая сестра. Пикси перенесли аппарацию несколько странно – с них почему-то слетело заклятие оглушения, и теперь визг и скрежет когтей о металл из-под плотной ткани, накрывающей клетку, привлекали к Боунсу совершенно ненужное внимание. Амелия, остановив брата, брезгливо приподняла покрывало концом палочки и, заглянув в клетку, скривилась еще больше.

– Зачем тебе пикси, Эд? – вместо приветствия сухо поинтересовалась она.

Боунс взглянул на холодно поблескивающие стекла очков и глубоко вздохнул. Вопрос, увы, звучал вполне правомерно – сотруднику Департамента международного магического сотрудничества без четверки сошедших с ума пикси обойтись было ну никак, а особой любви к животным за ним не замечалось с глубокого детства. Придется отвечать и, желательно, отвечать правдоподобно… Но, как назло, никакой подходящей версии в голову не приходило; пауза затягивалась, в глазах Амелии появились совсем уж недобрые огоньки, и Эд, наконец, решился.

– Понимаешь… – оглядевшись, он затащил ее в одну из многочисленных ниш и тихо продолжил: – Нам с братишками надо кое-что проверить… А пикси – для опытов.

– Для санкционированных опытов? – тоже понизив голос, уточнила она. – Крауч дал тебе разрешение?

– Конечно, нет, – Эд закатил глаза – да, далеко не голубого, а какого-то странного серо-ржавого цвета. – И вообще, какое Крауч имеет ко мне отношение?..

– К тебе – никакого, – в голосе Амелии отчетливо прорезались металлические нотки. – А вот к Прюэттам – самое непосредственное. Как и ко мне, если ты вдруг забыл. Поэтому, если они опять втянули тебя в очередную незаконную авантюру, вспомни, пожалуйста, что у тебя есть еще и сестра…

– …положение которой в Отделе очень и очень шаткое, – со вздохом закончил Эд давно навязшую в зубах фразу. – Я помню, Амели. И о твоей репутации тоже. Обещаю, ничего противозаконного.

– До поры, до времени.

– Ну, как пойдет.

– Эдди, Прюэтты – бойцы, – вдруг устало произнесла Амелия, снимая шляпу и откидывая за спину роскошные, до поясницы, волосы, и Боунс внезапно увидел, как паршиво она выглядит. – Они, во-первых, смогут за себя постоять, если что, а во-вторых, когда ваши темные дела дойдут до Крауча, максимум, что он сделает – это мягко пожурит их. А я – следом за тобой – вылечу с работы быстрее, чем успею сказать «вот дерьмо»…

– Не вылетишь, – негромко сказал Эд, подходя ближе и мягко переплетая свои пальцы с ее, тонкими и холеными. – Ты самая умная волшебница в этой Мерлином забытой дыре. А если Барти что-то в тебе не устраивает, то это сугубо его проблемы. Пусть терпит.

Она покачала головой и выдернула руку:

– Как просто ты рассуждаешь, Эд. Это его проблемы, это – ее проблемы… У одного тебя никаких проблем нет. Нет и никогда не было.

– Разумеется, – Боунс отступил и зло прищурился. – Я – самый беспроблемый из всех. Так что, пожалуй, пойду – и дальше прожигать жизнь в рамках международного сотрудничества. Да и тебе давно пора быть на рабочем месте и рьяно изображать трудовой порыв…

Рядом с ними бурно полыхнул камин, выпуская в Атриум вновь прибывшую ведьму, и пикси возле ног Амелии заверещали с удвоенной силой. Она от неожиданности отшатнулась и выругалась сквозь зубы. Эд быстро подхватил клетку, шагнул из ниши и вдруг, оглянувшись, по-хулигански ей подмигнул:

– И ненароком не забудь, на что мы спорили, Амели. Сядешь на место Крауча – срежешь к Мерлиновой бабушке свою шевелюру и обзаведешься таким же пенсне, как у него. Не забудь.

***

Возле лифтов Боунса ждала еще одна встреча, гораздо более неприятная – но уже по личным, не имеющим никакого отношения к делу мотивам. Рядом с золоченой аркой стоял Руквуд. Эд даже притормозил, не испытывая никакого желания заходить с ним в одну кабину, но Августус вежливо придержал двери, и Боунсу ничего не оставалось, как нацепить на лицо любезную маску и войти. От немалого веса клетки, ходившей, к тому же, ходуном из-за бьющихся внутри пикси, пальцы онемели окончательно, и Боунс, опустив ее на пол, машинально помассировал руки.

– Пикси? – флегматично спросил Руквуд, скользнул равнодушным взглядом по почти сползшему покрывалу. – Надо было оглушить.

– Оглушал, – огрызнулся Эд, отворачиваясь – ему сейчас только советов от Руквуда не хватало. – Очнулись.

– А. Бывает. Какой вам, Боунс? Четвертый? Или пятый?

На четвертом уровне располагался Департамент по контролю за магическими популяциями, на пятом – родная клоака Эда. Ни туда, ни туда Боунс в данный конкретный момент совершенно не стремился, а стремился – во вполне определенную захламленную комнату, прокуренную дешевыми маггловскими сигаретами и заваленную свитками с полустертыми загадочными текстами.

– На второй… – буркнул он и, подумав, нехотя добавил: – Пожалуйста…

Левая бровь Руквуда удивленно искривилась, но комментариев на тему, что сотруднику международного отдела с четверкой взбесившихся пикси на уровне Департамента правопорядка делать, в общем-то, нечего, не последовало. Августус всегда умел быть немногословным, это, пожалуй, было его единственное неплохое качество. Лифт мягко остановился, и Боунс, кивнув на прощанье, поднял осточертевшую клетку и вышел в мягкий полумрак коридора.

***

За магическим окном ярко сияло солнце, и колыхалось зеленое море джунглей, а в самом убежище царили полумрак и сосредоточенная тишина, щедро замешанная на сизом табачном смоге. Прюэтты, дымя сигаретами и склонившись над клеткой, внимательно рассматривали по-новому оглушенных и наконец-то замолчавших пикси, а Эд рассматривал их.

М-да, перепутать братиков, даже при большом желании, было просто невозможно.

– Так как, говоришь, он выглядел?.. – задумчиво переспросил Фабиан и, не глядя, воткнул воняющий горелым фильтром окурок в и без того переполненную пепельницу. Вернувшийся в реальность Эд вздрогнул, нахмурился и, представив в красках, как будет описывать последние минуты мсье Паллена, одновременно с Гидеоном произнес:

– Давай думосбор.

– Дерьмо, – коротко подвел черту Фабиан, когда все воспоминания Боунса были дважды пересмотрены. – И это всё – из-за пары царапин пикси?

– Это не дерьмо, – Эд, во время просмотра нервно ходивший из угла в угол, остановился и вскинул голову, – это бомба. Настоящая бомба.

– Может, какая-нибудь маггловская зараза? – Гидеон, заклинанием очистив пепельницу, тут же вытряхнул из пачки следующую сигарету. – Не мог он… ну, я не знаю… лепру подхватить?

Боунс скептически задрал тонкую бровь:

– Ага, ты еще скажи – сифилис. Такая пышная клиника – и за неполных десять дней?..

– И диагностика ответа не дала?..

– Ты сам всё видел. И потом, ты же знаешь, волшебники от маггловских инфекций не умирают. Болеют – да. Но не от лепры с туберкулезом, не от испанки, не от чумы еще ни один маг в лучший из миров не отправился. А лечится, кстати, это всё на ура, таких больных даже в Мунго не кладут.

Фабиан молчал, автоматически пощипывая аккуратную бородку. Гидеон передернул мощными плечами и вопросительно взглянул на брата. Эд перестал бегать взад-вперед по узкому проходу между шкафами и тоже уставился на младшего.

– Ну, допустим, – наконец, нехотя произнес тот. – И что ты предлагаешь?..

По лицу Боунса медленно расплылась пакостная ухмылка, и рассеченная щека некрасиво сморщилась. Он отодвинул кривобокое продавленное кресло и, снова усевшись, скрестил руки на груди.

– Вы только подумайте… – вкрадчивым голосом начал он, переводя с одного замкнутого лица на другое прищуренный взгляд. – Никто, кроме нас, об этом не знает. Никто к этому не готов. Магия бессильна. Смертельный исход гарантирован. Но. От человека к человеку зараза не передается, значит… при соблюдении элементарной осторожности массовой эпидемии вполне можно избежать…

– Массовой эпидемии? – холодно перебил Фабиан. – Вполне?..

– Погоди, – Гидеон чуть тронул его за рукав. – Кажется, то, о чем толкует Эдди, больше похоже на направленный взрыв, чем на землетрясение.

– Именно! – Эд, подавшись вперед, отбросил собранные в хвост пегие дреды за спину и щелкнул пальцами. – Направленный взрыв! Если суметь выделить возбудителя, если найти переносчика, придумать, каким образом заражать… – абсолютно конкретных, и не надо так на меня смотреть!.. – людей, то… эту войну мы, считайте, выиграли.

Братья переглянулись.

– Ого, – кашлянув дымом, насмешливо протянул Гидеон. – Прямо всю войну… Однако, Эдди, как масштабно ты мыслишь… Братик, что скажешь?..

Фабиан, отвернувшись, побарабанил пальцами по столу.

– Это плохой способ, Эд, – тихо, но твердо сказал он.

– Плохой… – Гидеон замолчал и нахмурился. – Значит, ты допускаешь, что из его бредовой идеи… чисто теоретически… может что-то получиться?

– Плохой?! – мгновенно вскипев, прошипел Боунс, буквально выпрыгивая из кресла и нависая над спокойно сидящим Фабианом. – А чем, скажи мне, этот способ отличается от тех, на которые вам дал добро Крауч? Чем? Тем, что случайных смертей будет больше, чем от срикошетивших проклятий? Или тем, что он не опробован вначале Пожирателями на ком-то из нас?!

– Малыш, послушай меня… – Фабиан поднял голову и вдруг ласково провел ладонью по изуродованной щеке Эда. – Дело не в том, что предложенное тобой хуже или грязнее, чем Непростительные. Война – это война, и случайные смерти были, есть и будут. Более того, я думаю, что Крауч, узнав о твоей благородной цели и о твоих опытах, сделает всё, чтобы ты как можно быстрее и успешнее их завершил. Но тем самым ты дашь ему в руки оружие, от которого не будет защиты. Ни у кого. Подумай об этом, Эдди. Оружие, которое можно будет использовать и дальше… и не только против врагов. Война рано или поздно закончится, и мы в этой войне обязательно победим. А вот выпущенного тобой джинна обратно в бутылку уже не загонишь.

– Как будто от Авады есть лекарство, – тряхнув хвостом, уже спокойнее буркнул Эд.

– Правильно, нет, – согласился Прюэтт. – Но в мирное время применение Авады все-таки карается Азкабаном. А если неугодный тебе или мне человек вдруг помрет от неизлечимой болезни, то… кого за это судить? В том-то и фокус, что некого.

– Вспомнил! – лицо Гидеона, о чем-то напряженно размышлявшего, внезапно просветлело. – Ящик Пандоры – вот как это называется!

Эд покосился на него и тяжело вздохнул:

– Ящик Пандоры открыли задолго до меня, умник.

– Главное, суть ты уловил, – Фабиан едва заметно усмехнулся и снова стал серьезным. – Не стоит давать людям шанс оставаться безнаказанными, Эдди. Потому что соблазн велик, и такую шикарную возможность мало кто упустит. А благие намерения для оправдания найти можно всегда. И потом, – он кивнул на чашу думосбора, – Лейстрендж оказался в Париже ведь не случайно. Конечно, не хочется верить слухам, будто… среди нас есть предатели, но лучше быть готовым ко всему. А теперь представь, что случится, если твои гениальные мысли…

– …попадут не в те головы, – хмуро закончил Гидеон, с силой раздавливая окурок.

– Так, я всё понял, – Боунс затолкал оглушенных пикси поглубже в клетку и с лязгом захлопнул дверцу. – Значит, помощи от вас не ждать не стоит.

– Малыш, брось эту затею, – Фабиан со вздохом поднялся и засунул руки глубоко в карманы. – Брось, пока не натворил бед. Уничтожь писки, и забудем весь этот разговор.

Так. Выходит, что его сверхзаботливая сестра боялась совершенно напрасно… Прюэтты вне игры, и страшный Барти может спать спокойно. Никаких общих темных дел, никакого риска с треском вылететь с нагретого места и… никакой помощи от братьев. Помощи, на которую Эд вообще-то серьезно рассчитывал. Теперь придется надеяться только на себя, любимого… Боунс громко фыркнул и, накрыв клетку покрывалом, стащил ее со стола.

Впрочем, кроме этого, неутешительного, еще пару полезных выводов из разговора он все же сделал. А теперь пора уходить – еще минута-другая, и Фабиан заведет старую песню на тему «Почему бы тебе не вернуться к зельеварению, в котором ты так многого добился, и вот этот твой талант мог бы быть всем нам очень полезен»… А заново объяснять, что зелья и травология – для него давно пройденные этапы, сейчас совершенно не было настроения.

Когда за ним захлопнулась дверь, Прюэтты снова переглянулись.

– Нет, не успокоится… – с тревогой пробормотал Гидеон и, глядя, как брат автоматически взмахивает палочкой, очищая думосбор, неуверенно добавил: – Может, все-таки предупредить Грюма?.. Накосячит ведь.

– Не накосячит, – сквозь зубы ответил Фабиан, вытаскивая из брошенной им мятой пачки очередную сигарету. – Он умный. Чересчур умный. И осторожный. А после того, что я ему тут наговорил, будет осторожен вдвойне.

***

– Совы… Нет, совы не подходят… – в прострации пробормотал Эд, пяля красные от бессонницы глаза в высокий потолок. – Совы…

– Совы? – поворачиваясь, удивленно переспросил Артур, шарящий на пыльном стеллаже, забитом всевозможными маггловскими вещами. – Прости, Эдгар, я не расслышал… Ты сказал – совы?

– Что?.. А, нет, это я так… – Боунс, вздрогнув, тряхнул головой, словно от этого плотный туман в мозгах мог стать чуточку жиже. – Разговариваю сам с собой. Сплю плохо, Уизли, работы до хрена, вот и… Ты нашел?..

– Нашел, – Артур осторожно спустился с шаткой лесенки и, развернув промасленную бумагу, поставил перед ним на стол вожделенный прибор. – Только мне не совсем понятно, зачем тебе микровизор, Эд. Ведь всегда можно использовать заклинание увеличения…

– Микроскоп, – машинально поправил Боунс, жадно рассматривая новую игрушку со всех сторон. – Эта штука называется микроскоп, Уизли…

Завалявшийся у Артура микроскоп был самым примитивным, с одним объективом и без осветителя. Но Эд решил, что и такой на первое время сойдет, с простым механизмом и разобраться будет проще, а там, если дело сдвинется и потребует более сложной техники, он что-нибудь придумает…

– Обращайся аккуратно, пожалуйста, – педантично напомнил Артур, с явным неодобрением глядя, как Боунс запихивает хрупкую вещь в брезентовый рюкзак. – Не мочи, не роняй, не…

– Знаю, знаю, – отмахнулся Эд. – Буду беречь пуще собственных яиц. Верну, как только смогу… Да, Уизли… Спасибо.

– Эдгар… – Артур вдруг придержал его за локоть и, зачем-то оглянувшись, наложил на комнату звукоизолирующие чары. – Я, в качестве ответной любезности, хотел тебя тоже кое о чем попросить…

– Ну, проси, – Боунс, немного удивленный, поправил лямку рюкзака на плече. – Не представляю, правда, чем я могу тебе помочь.

– Понимаешь… – Уизли замялся, отводя взгляд, – до меня дошли слухи… То есть я точно уверен… Что ты состоишь в некой организации…

Эд молча изогнул бровь и прищурился, не отрицая, но и не поощряя дальнейшие откровения. Артур стушевался еще сильнее:

– Так вот… Я бы тоже хотел… Но нужны рекомендации минимум от двух членов… И я подумал, что… Возможно, ты мог бы…

Эд присмотрелся внимательней. Веснушки, нос картошкой, безвольный подбородок, капельки пота над верхней губой… Твою ж мать. Слава Мерлину, что хоть дети в Прюэттов… Вот, кстати, дети. Хорошая отмазка.

– Стоп, Уизли, – решительно сказал он. – Стоп. Сколько у тебя детей?

Артур вскинул выцветшие голубые глаза и растерянно моргнул.

– Трое… – недоуменно ответил он. – И Молли снова в положении… А что?

– А то, – Боунс, давая понять, что разговор окончен, покровительственно похлопал его по худому плечу и, развернувшись, снял заглушку. – Вот сиди и не рыпайся. У тебя есть дела поважнее, чем… в игры играть.

@темы: Орден Феникса, Джен, Фрэнк Лонгботтом, Амалия Боунс, Фик, братья Прюэтты, Конкурсная работа, Барти Крауч-ст., Выкладка 5, Эдгар Боунс, Рабастан Лестрейндж, Алиса Лонгботтом, Артур Уизли, Аластор Грюм, Текст, Слэш

---

[Орден_Феникса]

Название: Zoon politicon
Автор: Команда ОФ
Бета: будет названа позже
Гамма: будет названа позже
Тип: джен, упоминается гет
Рейтинг: R
Персонажи: Фрэнк Лонгботтом / Алиса Лонгоботтом
Жанр: производственный роман, драма
Размер: мини (≈ 25 тысяч знаков без пробелов)
Дисклеймер: канон принадлежит Джоан Роулинг
Саммари: Ломать – не строить. В любом деле. Как человек, не желающий принимать участие в гражданской войне и политическом противостоянии, под давлением обстоятельств, становится активным участником радикальной организации и застрельщиком противостояния.
Тема задания: фик написан на тему «Война вмешивается в жизнь человека, который просто хотел заниматься своим делом».
Предупреждение: Все прочие герои и персонажи, не относящиеся к миру ГП, принадлежат тем, кто их придумал. Идеи, использованные в фике, принадлежат их авторам.
Судьба Лонгботтомов в каноне широко известна, фик следует в этом канону, а потому тут должны стоять предупреждения в отношении насилия.
Примечание 1: фик написан на командный конкурс «Битва за Англию».
Примечание 2: за этот фик нужно голосовать по критерию «Раскрытие военной темы – личное» (и еще, разумеется, за общее впечатление)

Zoon politicon*

1. Solitudinem faciunt, pacem appelant**
(Они создают пустыню и называют это миром)

Редко кто умел улыбаться ртом и глазами совершенно по-разному. Одновременно. Как нынешний собеседник Фрэнка. Глазами он улыбался с вниманием, покровительственно и немного насмешливо. Поощряющее. Так улыбается терпеливый учитель неуверенным рассуждениям умненького ребенка. Ртом улыбался хищно и зло. Обнажая крупные верхние зубы до десен. По-волчьи скалясь. Демонстрируя превосходство. Двойная эта улыбка не исчезала и не менялась ни на мгновение после приветствия. Человек напротив был скуп на жесты и мимику. Его не смущало молчание в ответ. Один и тот же колючий взгляд, глаза в глаза. Механистичные движения рук над тарелкой. С таким же успехом столовые приборы могли двигаться сами, по кратчайшей траектории, под действием заклинания. Дважды за разговор собеседник откидывался немного назад, к высокой спинке стула. Всем телом. Не изменяя железной осанке. Не меняя положения головы.
Манера поведения была важна. Слова не имели значения. Все это Фрэнк уже слышал, пусть и в более кустарном и неряшливом исполнении. Вместо слов говорило другое. Отсутствие оборотного зелья и иллюзионных чар. Выбор места встречи в магловском Лондоне. И места в обеденном зале. Никаких уверток, никаких ловушек, никаких путей отхода. Незаметные сопровождающие, соблюдающие максимальную дистанцию. Только двое. Ненавязчивые рекомендации официанта и сомелье.
Кто-то изучил вкусы и пристрастия Фрэнка, расспросив однокашников и знакомых. Демонстрация внимания, интереса и серьезности намерений.
Кто-то сделал вывод, что Фрэнку безразличен политический фасад, публичность, вожди, громкие должности и прокламации.
Кто-то понял, что Фрэнка не впечатлить стратегическими планами и штабными прожектами, дуэльным мастерством или играми в конспирацию. И теперь давал об этом знать.
Послание и посланник в одном лице: мы тебя видели, оценили, взвесили и измерили, знаем, где твое место. И вот прислали не публичную фигуру, не бойца, не стратега, а… Магловское слово выпорхнуло, и повисло в воздухе, словно имело объем.
— Генерал – интендант. Квартермейстер.
Собеседник умолк на полуслове. Но не перестал улыбаться двусмысленной улыбкой.
— Мы здесь уже больше часа, - благожелательно пояснил Фрэнк. — Признаю, я провел время с большим комфортом. Весьма благодарен. Позвольте, изложу свои соображения тезисно?
Кивок.
— После нескольких дел, в которых политическая составляющая была проблемной, но не основной, на меня обратили внимание. В наше время, вы правы, редко удается поймать грабителей и вернуть похищенное. Особенно, если нечто исчезло в пути, между банковским хранилищем достойного рода и карманами членов Визенгамота. Также трудно бывает поймать наследника – убийцу. Когда убийство было случайным, а вот другой наследник всерьез к убийству готовился, но не успел. Особенно, если оба подозреваемых впутались в политику по разные стороны баррикад, и многие мечтали занять должность убитого. Без лишней скромности, я признаю свои заслуги, - Фрэнк примирителько развел руки и слегка склонил голову.
Собеседник не дрогнул и продолжал улыбаться. Фрэнк улыбнулся в ответ. Чуть-чуть. И продолжил.
— Все верно, аврорат работает плохо, очень плохо, везде, где нет политического интереса. Везде, - улыбка расцветала с каждым словом. — Но кто-то должен ловить воров, хулиганье и мошенников, даже если они увлеклись темными искусствами. Так вышло, что я – один из немногих в аврорате, у кого еще получается работать эффективно, без оглядки, без гнева и пристрастия, без звонкой монеты со стороны.
— И подобрать команду приличных людей.
— И подобрать команду, - согласился Фрэнк, улыбаясь уже во весь рот. — Именно потому, вы предлагаете мне из аврората уйти? Чтобы приличных людей там стало меньше? Уйти и что? Что вы можете предложить мне взамен?
— Свободу. От жадности и глупости вашего начальства. От давления, - вот ведь оскалился, сейчас зубами клацнет.
— Если бы я хотел такой свободы, зачем бы я пошел в авроры? Дайте мне что-нибудь, что нужно мне, а не вам. Вы можете создать свой аврорат? – Фрэнк подался вперед, уже откровенно забавляясь. — Свое министерство мы, конечно, финансово не потянем. А деятельность моей группы я еще долго смогу финансировать сам, хвала предкам. Параллельный аврорат создать вы мне поможете? Такой, чтобы работал одинаково хорошо, и на пользу всем, до последнего сквиба? Нет? Ну так, я уйду из «этого» аврората, когда на свое место найду двоих. Не хуже меня. Может, предложите своего племянника? Или мне ваших внуков дожидаться? Опять нет? Не договоримся.
— А вы шутник.
— Вы очень любезны. Обед был превосходен, место отличное, шикарный вид на город с высоты. Спасибо, что показали, - Фрэнк поднялся, нашел глазами официанта и кивнул ему, подзывая.
— Посоветуйтесь с женой, Фрэнк. Сейчас, сегодня она еще согласна рисковать своей головой и вашей. Каждый день. Не зная, что будет завтра, где она заночует, и не придушат ли, случись что, ее или вас в Мунго, пока вы будете без сознания. Потому что вам, Фрэнк, не повезло, наступить на хвосты и встать поперек горла всем сразу. И вы собираетесь продолжать. Станет ли она терпеть это и через пять лет? Смотреть, как вы тратите на чужие нужды и свою блажь средства, предназначенные для ваших детей?
Они потянули счет каждый к себе, одновременно.
— Сколько обещаний. Я верно понял? Через пять лет, независимо от того, ваши протеже или противники возьмут власть, аврорат по-прежнему будет работать через задницу? Веселая перспектива.
Фрэнк отпустил счет. Достал магловские купюры, не глядя, положил на стол, и двинулся в сторону бара. Глупо ожидать нападения. В таких обстоятельствах напал бы только глупец, но Фрэнк все равно был на взводе. У бара он демонстративно обернулся – собеседник предсказуемо исчез. Фрэнк попросил воды с лимоном. И стал ждать. Не успел он прикончить полстакана, как Алиса показалась у лифтов. Слишком быстро. Плохо.
До лифта 72 шага. Фрэнк шел неспешно, мысленно ощупывая собственное тело, проверяя мышцы. Усталость последних дней накатывала, как прилив. Утонуть легко. «Устал, устал, устал…» - шелестело в голове, выталкивая прочие мысли. Войдя в лифт, он уже не мог поддерживать вежливую и беззаботную личину. Почувствовал, как лицо исказилось. Ткнулся носом в рыжий парик Алисы, задевая подбородком большие солнечные очки.
— Нападение?
— Скорее погром. Попойка, драка, и соседи против соседей. Лозунги быстро нашлись. Ребята в масках тоже. А вот посторонние, или все свои, это вопрос. Мышонок говорит, там кто-то из охраняемых свидетелей проживает, в округе. Пострадавшие маглы есть. Обливиэйторы отказались прибыть на место до утра.
— Тупые троли.
— Мы бы не узнали. Но дежурит сегодня Тоби, я его просила, если что, сообщать Мышонку. Мол, будем у моих родителей на празднике, кругом одни маглы, чтобы меня не сорвали внезапно по вызову. Вот он и кликнул Мышонка, раньше, чем нашел народ для усиленного патруля.
Фрэнк чувствовал себя, словно берег, по которому бьют и бьют волны, накатываясь все дальше, с каждым ударом: «Устал, устал, устал…».
— Мышонок радостно сообщил, что мы в сборе и готовы, в отличие от всех нормальных людей?
— Да, лично секретарю министра. Наш первый выходной за два месяца, твоя встреча, и этот вызов.
— Точно. В аврорате уже высморкаться нельзя, как через час об этом знают даже заключенные Азкабана.
— Фрэнк, эти парламентеры в курсе, что они третьи сделали тебе предложение? Хмурого Грюма я не считаю.
Лифт остановился, открылись двери.
Алиса прижалась к нему близко-близко. Потерлась грудью.
— Место?
— У тебя есть под него заготовки. Тебе понравится, любимый, обещаю.

______________________________________
* Zoon politicon (нем.) – общественное животное \ политический зверь. Немецкоязычная калька с определения, данного Аристотелем человеку.

** Solitudinem faciunt, pacem appelant (лат.) - Они создают пустыню и называют это миром. Из речи британского вождя Калгака, призывающего своих соплеменников решительно выступить против вторгшихся в их страну римлян. Тацит, «Агрикола».

@темы: Орден Феникса, Джен, Гет, Фрэнк Лонгботтом, Фик, Конкурсная работа, Выкладка 4, Алиса Лонгботтом, Текст

---

[House of York]

Текст снят и перенесен в сообщество Темных
по адресу www.diary.ru/~albansk/p163525612.htm

@темы: Барти Крауч-мл., Орден Феникса, Джен, Фрэнк Лонгботтом, Фик, Пожиратели Смерти, Конкурсная работа, Барти Крауч-ст., Выкладка 4, Теодор Нотт

---

Феникс-радио, выпуск 1

[Орден_Феникса]

Название: Феникс-радио, выпуск 1
Автор: Команда ОФ
Тип: джен
Рейтинг: PG
Персонажи: орденцы, УПСы, нейтралы
Жанр: радиопередача
Размер: мини (7:22)
Дисклеймер: Канон принадлежит Джоан Роулинг
Саммари: Новости времен Первой войны
Тема задания: Наглядная агитация (вне конкурса)
Используемые источники: песни групп The Ink Spots и Black Sabbath
Примечание: Работа выполнена на командный конкурс «Битва за Англию»

История Радио Феникс

Право на информацию – одна из неотъемлемых свобод современного человека.

Неудивительно, что каждый самозваный тиран старается лишить нас этого права, ведь голос честного журналиста может сплотить всех честных людей и стать эффективным оружием. Все мы знаем о радио "Поттер-дозор", которое в самые тёмные дни Второй войны помогало магическому сообществу бороться и верить в победу. Также мы знаем, что идея подпольного радио не нова. В двадцатом веке оно часто использовалось магами и маглами во время вооружённых конфликтов. Не стала исключением и Первая магическая война. Давайте же обратимся к недавнему прошлому и познакомимся с работой военных журналистов семидесятых-восьмидесятых годов.

Мы рады представить вам архивные записи новостей радио "Феникс" из медиатеки Британской колдовской ассоциации радиовещателей. С 1970 по 1982 годы энтузиасты Ордена Феникса регулярно выходили в эфир, чтобы донести до слушателей последние новости с передовой. Их миссия была одновременно простой и сложной. Простой – потому что они должны были просто говорить правду, не извращая и не приукрашивая факты. Сложной – потому что эта правда пришлась по вкусу далеко не всем. Противники Ордена не раз глушили точки вещания и угрожали журналистам расправой. Но радио продолжало жить благодаря слаженной работе команды "Феникса" – репортёров, звукотехников и, конечно же, бессменного орденского диктора, известного под псевдонимом Макс "Блаженный" Кольбе. Мистер Кольбе, которого ныне по праву считают классиком колдовского радиовещания, двенадцать лет рассказывал правду о войне не только британцам, но и всему миру. О важности его работы ярче всего говорит один факт: в беседах с ближним кругом Сами-Знаете-Кто называл Кольбе своим личным врагом, и боевики трижды покушались на жизнь журналиста.

Кто-то скажет, что сейчас эти записи – всего лишь любопытные документы эпохи, интересные только историкам. Но наши современники, прошедшие Вторую войну, легко могут представить, с каким чувством тысячи людей ждали каждый выпуск новостей. Они не находили ответов в официальных сводках, прореженных министерской цензурой; радио Ордена часто было единственным источником объективной информации. И, как бы трудно это ни было, оно выполнило свою задачу.
Не забывайте о грозных годах Первой войны. Слушайте голоса из прошлого, которые заставляют задуматься о будущем.

@темы: Орден Феникса, Джен, Внеконкурс, Радио

---

[Орден_Феникса]

Название: Слишком много войны
Автор: Команда ОФ
Бета: Команда ОФ
Тип: гет
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Лили Поттер/Джеймс Поттер, Сириус Блэк, Аластор Грюм, Лонгботтомы
Жанр: роман, драма
Размер: миди (≈ 52 тысячи)
Дисклеймер: канон принадлежит Джоан Роулинг
Саммари: «У нас какое-то странное поколение, воспитанное на войнах и воспоминаниях о них. Для нас война – это не просто слова, мы знаем о ней не понаслышке. И поэтому в нашей голове совершенно сбились с курса понятия о любви и радости, о жизни и смерти, о несчастьях и ненависти, о семье, о дружбе». POV Лили Поттер.
Тема задания: фик написан на тему «рассказ о жизни молодой семьи в условиях войны»
Примечание 1: фик написан на командный конкурс «Битва за Англию».
Примечание 2: за этот фик нужно голосовать по критерию «Раскрытие военной темы – личное» (и еще, разумеется, за общее впечатление)

Просто её любовь стала чуть горче,
словно в неё долили морской воды.
Анна Ривелотэ. «Книга блаженств»

В воздухе одурительно пахнет цветущими розами. Я вдыхаю полной грудью и прикрываю глаза от удовольствия. Август выдался как никогда жарким – газоны стоят жёлтые и безжизненные, но мамины клумбы как всегда свежие. Как ей это удаётся, я не знаю.

Через неделю у меня свадьба – большая радость, особенно на фоне последних событий и хаоса, творящегося в мире вокруг меня. Ровно неделя на то, чтобы попрощаться с этим домом и этой жизнью – маггловской жизнью. С родителями, старыми друзьями, которых, впрочем, уже почти не осталось. Со старыми привычками и укладом.

Мама говорит, что встретить человека, подобного Джеймсу, – великое счастье, что мне очень повезло с ним. Знала бы она только о том, что творили они с Сириусом в школе, да и продолжают творить, – не думала бы так больше. Видела бы его, когда он говорит об Упивающихся и том, что мечтает сделать с каждым из них, как загораются ненавистью его глаза – пришла бы в ужас и не поверила, что он может быть таким.

Там, за окнами этого дома, за этим забором, который ограждает меня от мира магов, идёт война. Но здесь о ней не ведают и в неё не верят.

А потому я вдыхаю полной грудью – ещё и ещё раз – потому что через неделю это перманентно счастливое лето кончится.

У Джеймса свой собственный дом в Годриковой Лощине, и когда мы поженимся, то переедем туда, к нему, и начнём жить собственной жизнью. Заведём детей, создадим семью.

И никакая война нам страшна не будет, точно знаю.

***

Камин за спиной полыхает внезапно и очень ярко – резко оборачиваюсь. Там Джеймс, точнее, его голова, сначала я даже пугаюсь – всё-таки не привыкнуть мне ко всем этим магическим традициям и средствам связи. Улыбаюсь и, подойдя к камину, опускаюсь на колени.

– Привет, – говорю. Он тоже улыбается и почти шепчет:

– Здравствуй, Лили.

Мы смотрим друг на друга и молчим, как будто набрали в рот воды, или как будто не виделись ещё вчера. А потом он прерывает молчание:

– Я соскучился…

И мне вдруг кажется, что внутри меня рушится стена, мне хочется обнять его, прижать к себе покрепче и никогда не отпускать, целовать его губы, его щёки, его прикрытые веки… Только этого не выразить словами, и когда он так далеко, я ничего не могу сделать, кроме как сказать банальное и такое бесчувственное:

– Я тоже. – И добавить: – Ты даже не представляешь, насколько сильно.

– Я тут подумал… Ты ведь ещё не видела дом в Годриковой Лощине, – мы никогда не называем его «наш дом», потому что он пока не наш, он пока чужой и неприступный. Пока. – Может, сходим, посмотрим? Я ведь тоже не был там сто лет. Как ты думаешь?

– Отличная идея, – на самом деле, меня почти не интересует дом, мне просто хочется побыть рядом с Джеймсом ещё чуть-чуть. Всегда быть рядом с ним.

– А если я позову ребят, ты не будешь против?

– Нет, конечно, – улыбаюсь ещё шире. – Только попроси Сириуса поменьше курить – от запаха сигарет мне становится плохо.

– Хорошо, милая.

Мы договариваемся, что он зайдёт за мной через полчаса – раньше-то я всё равно не соберусь. Джеймс исчезает, я бегу в комнату одеваться.

Мама ходит по дому и напевает что-то себе под нос, как будто это не у меня свадьба, а у неё, отец пропадает на работе, а Петунья… У неё теперь тоже свой дом, отдельный, в Сассексе. И мама говорит, что Туни там счастлива. Я рада за неё, пусть даже ей на моё мнение плевать. А мама всё напевает – мне слышно её пение из спальни. Что-то про кольца, любовь и голубей. Что-то радостное и свадебное. Я улыбаюсь и смотрю в окно – лето уже не кажется таким жарким и душным. Мне так показалось, а на самом деле всё очень даже прекрасно.

***

– Миссис Лили Поттер, – я оборачиваюсь на голос и улыбаюсь подошедшему ко мне Ремусу.

– Пока ещё нет.

– Но скоро ведь станешь, – улыбка у него тёплая и располагающая к себе. – Каково это?

– Каково это – что? – спрашиваю. – Каково это – понимать, что скоро выйдешь за человека, который тебя любит? Или каково это – вступать в новую, практически неизвестную тебе жизнь. А, Ремус? Что ты имел в виду?

Он чешет подбородок и смущается:

– Вообще-то, ничего такого. Просто мне всегда было интересно, что чувствуют девушки, когда меняют фамилию. У тебя не возникало желания оставить свою?

Я смеюсь.

– Нет, не возникало. Я же выхожу замуж по любви. Так с чего бы мне желать отдалиться от своего будущего мужа?

– Тоже верно, – он утвердительно качает головой.

– Джеймс на чердаке, проводит инвентаризацию.

– О, понятно. Пойду, помогу ему что ли. Не скучай тут.

– Не буду, – отвечаю. Он уже почти подходит к входной двери, когда я окликаю его: – Ремус! – оборачивается. – Ты же будешь у нас на свадьбе? В смысле, ты же сможешь быть?

– Конечно, Лили. Я был бы… хм… совсем зверем, если бы пропустил вашу свадьбу.

Он улыбается как-то грустно и уходит в дом. А я продолжаю стоять в саду, думая о том, как не повезло бедному Ремусу. Он не любит, когда его жалеют, но никто не запрещает мне делать это про себя.

А сад здесь совсем не такой, как у нас дома: заросший и неухоженный. Я думаю о том, как буду приводить его в порядок, пропалывать, садить цветы, поливать – что нам ещё делают в саду. Представляю, как он будет преображаться, становиться красивее и ухоженнее. Всё это как-то приближает меня к новой жизни, к тому, что будет через неделю и после, много-много лет после…

Запах здесь тоже не такой, как у мамы в саду: у неё чинно пахнет розами, а здесь витает аромат полевых цветов. Я удаляюсь от дома, вдыхая не приторную сладость, свежесть, свободу. Срываю васильки и собираю букет, разбавляя его колосками, и мне так хорошо здесь – под кронами этих уже почти диких яблонь и вишен. Я отодвигаю тяжёлые ветви, которые так и норовят влезть в глаза, а потом срываю спелое большое яблоко и сажусь на землю, облокачиваясь о ствол. Фрукт сочный и вкусный, чуть кислый, но эта кислота как раз разбавляет приторность. Сок течёт по пальцам, и я слизываю его совсем по-детски – будучи взрослой я редко позволяю себе такую распущенность. Но в этом саду и в этом доме, здесь и сейчас, мне можно всё. Мне хочется показать дому себя, всю свою сущность, как будто он живой и как будто от моего поведения сейчас зависит, примет ли он меня, буду ли я здесь счастлива. И это важно, чертовски важно быть сейчас самой собой.

А потом я закрываю глаза, прислоняясь головой к тёплому яблоневу стволу, и вдыхаю всей грудью неимоверный запах собственного сада, моего сад. Он уже мой – мне так хочется…

Когда к аромату цветов примешивается терпкий запах сигарет, я невольно хмурюсь. Резко открываю глаза, всматриваюсь в просветы между кронами деревьев. И говорю:

– Блэк, выходи уже.

– У тебя есть одна странная особенность, Эванс, – медленно, чуть растягивая слова, произносит выходящий из-за спины Сириус. – Ты, кажется, чуешь меня за километр. Я вот думаю, может быть, ты тоже анимаг, только скрываешь это ото всех?

Я ухмыляюсь.

– Я чувствую не тебя, а вонь от твоих сигарет. Так что всё просто: я не анимаг, у меня всего лишь аллергия.

– Ну ладно, сделаем вид, что я тебе верю. Только учти, я не перестаю тебя подозревать.

Я тяжело вздыхаю и опять расслабляюсь, прикрывая глаза. И, практически в точности повторяя его слова, говорю:

– У тебя тоже есть странная особенность, Блэк: ты вечно меня во всём подозреваешь. Может быть, ты ревнуешь, только скрываешь это ото всех?

Я уже готова к словесной перепалке – мы с Сириусом, кажется, не можем по-другому. Каждая наша встреча, каждый разговор, заканчиваются одним и тем же: склокой. И это очень нехорошо, если учитывать, что он – лучший друг моего жениха.

Но тот меня вдруг удивляет: он не отвечает, просто молчит, я даже открываю глаза и смотрю на него – Сириус глядит куда-то вдаль и курит-курит-курит.

– Знаешь, Эванс, – произносит он вдруг каким-то натянутым голосом. – Мне кажется, что в чём-то ты права.

И меня шокирует это заявление, потому что Сириус Блэк, признающий себя в чём-то виноватым, – это просто картина из серии «очевидное и невероятное». Но он удивляет меня ещё больше:

– Ты хорошая девушка. Но, наверное, слишком хорошая. Слишком красивая, слишком умная. Ты «слишком», Эванс, не обижайся, но я думаю, что честность в этом вопросе – немаловажный фактор. Ты мне не очень нравишься, думаю, это не откровение для тебя. И мне не очень хочется, чтобы Джеймс связывал с тобой жизнь.

Он опять замолкает, и я, постепенно выходя из ступора, тихо отвечаю:

– Что ж, спасибо за честность, Блэк, но…

– Подожди, я не закончил, – прерывает он меня и подкуривает очередную сигарету – нервничает. – Я знаю, ты считаешь меня парнем с пустой головой – бесшабашным и неразумным. Здесь ты тоже права. А ещё в мои планы точно не входит жениться. По крайней мере, ещё лет десять – точно. В конце концов, своей семье я больше ничего не должен – этот вопрос я решил, – и почему бы тогда не пожить в своё удовольствие? Ведь потом такой возможности может и не быть. И, знаешь, я всегда думал, что Джеймс считает точно так же, как я. Что мы с ним вместе будем одинокими волками, что он, мой лучший друг, всегда будет рядом… Я думал так долгих шесть лет, а потом появилась ты, и всё пошло не так, – он замолкает и вдруг садится рядом со мной, я ощущаю его тёплое плечо через тонкую ткань. – Поэтому ты мне не очень нравишься.

– Чёрт возьми, как логично, – грустно замечаю я. – Знаешь, все эти шесть лет я сама не могла представить, что когда-нибудь свяжу свою жизнь с Джеймсом Поттером. И ты… Ты тоже немного «слишком» для меня, Блэк. Но я ведь не стараюсь забрать его у тебя полностью, как делаешь это ты, верно?

– Я никогда не настраивал его против тебя. Поверь мне, это не в моих интересах. Может быть, мне и хотелось бы этого, но я же не дурак – понимаю, что тогда я упаду в глазах Джеймса. А его мнением я дорожу. Никогда, ни разу я не просил его не жениться, не заставлял выбирать. Никогда, понимаешь? Он знает, что я тебя недолюбливаю, но на этом всё заканчивается. Ты веришь мне?

– С твоей стороны это просто благородство, Блэк. Да, я верю тебе. В первую очередь потому, что мне кажется, поставь ты Джеймса перед выбором, он выбрал бы тебя.

Сириус смотрит на меня удивлённо.

– Ты всерьёз так думаешь? – я отрывисто киваю. – Иногда ты бываешь дурой, Эванс, непроходимой дурой. Поттер любит тебя больше жизни. Подумай сама, стал бы он жениться на тебе, если бы не любил? Он же свободолюбивый, а брак, пусть и косвенно, но налагает какие-то ограничения на личную свободу. Он впустил тебя в жизнь – мне для этого понадобилось намного больше времени.

– Иногда мне кажется, что он сбежит от алтаря. Бросит меня прямо перед церемонией, и никогда больше не вернётся. Именно из-за этой чёртовой свободы.

– Не глупи. И не думай о плохом. Он не собирается бежать – поверь мне, – Блэк, наконец, улыбается своей задиристой улыбкой. – А если сбежит, ты всегда можешь рассчитывать на меня – всю жизнь мечтал встречаться с идеальной девушкой.

Я смеюсь и пинаю его в бок локтём.

– Умеешь же ты утешить, Блэк!

– Всегда к твоим услугам, Эванс. Обращайся, если что, – он встаёт и протягивает мне руку. – Давай заключим перемирие. Пакт о ненападении. Как тебе идея? Мы ведь взрослые люди, можем найти какую-то золотую середину.

Я пожимаю его широкую ладонь.

– Точно можем? – спрашиваю.

– Если ты не будешь запрещать нам пить пиво по пятницам, Эванс, я прощу тебе всё, что угодно.

– Не буду.

– Тогда с моей стороны условий больше нет. С твоей?

– Я прощу тебе всё, если, – я замолкаю, потому что не могу решиться. Эта идея появилась у меня давно, да и Джеймс точно не будет против, но спросить прямо сейчас и вот так напрямик мне сложно. – Если… Если ты будешь крёстным нашего первого ребёнка.

Я чувствую, как его рука напрягается. Он открывает рот и хочет что-то сказать, но, кажется, теряет дар речи. Наконец, выдавливает из себя:

– Я… Я почту за честь… Конечно… Лили.

– Спасибо. Я рада… Сириус.

Он, в конце концов, отпускает мою руку, скованно улыбается и не может найти слов. Потом всё-таки выдавливает:

– Я пойду… Найду Джеймса…

– Они с Ремусом должны быть на чердаке.

– Да, спасибо. Спасибо, Лили, – и он уходит, а мне кажется, будто он поблагодарил меня вовсе не за то, что сказала ему о местонахождении друзей.

Я улыбаюсь и качаю головой – какие же мы все ещё дети – и смотрю в голубое небо. Кажется, только что у меня стало одним другом больше – это ли не счастье…

***

Питер опоздал. Говорит, что его задержали какие-то дела, что он встречался с какими-то друзьями. Сириус с Джеймсом переглядываются – какие ещё друзья могут быть у Питера? А я молчу, потому что считаю, что Петтигрю давно нужно найти себе новых друзей, ведь он явно уступает ребятам во всём, даже странно, что он с ними так долго дружит. Мама говорит, что есть люди, которым это нужно – держаться в тени сильных личностей и идти вслед за ними туда, куда они укажут. Быть зависимым от кого-то, вот что им нужно. Ремус молчит тоже, видимо, думает так же, как я.

А Питер необычайно весел, говорит мне, что я сегодня прекрасно выгляжу и всё такое, жмёт Джеймсу руку и заявляет, что он безумно счастлив за друга, потому что тот отхватил себе сокровище.

Мы садимся в гостиной этого ещё не нашего дома. Диваны продавленные, пружины скрипят, когда мы на них садимся. Сириус достаёт из кармана бутылку огневиски и подмигивает ребятам, Джеймс наколдовывает стаканы.

– Есть разговор, – говорит он. Я удивляюсь – обычно они не посвящают меня в свои планы и идеи. Сириус думает о том же, потому что смотрит на меня, а потом недоумённо на Джеймса. Тот перехватывает его взгляд и говорит: – Лили это тоже касается, Сириус.

– Ладно, как скажешь, – соглашается Блэк и улыбается мне. – Лили, добро пожаловать в нашу маленькую компанию.

Я чувствую в его словах некоторую издёвку, но не такую открытую и сильную, как обычно, а потому просто улыбаюсь в ответ.

– Я говорил с профессором Дамблдором сегодня утром, ребята, – Джеймс переводит взгляд с одного на другого. – Насчёт Ордена Феникса.

Я впервые слышу это название, а потому хочу уже спросить, что это такое, но не решаюсь, потому что по виду ребят понимаю, что они-то это название слышали уже не раз. Решив спросить всё потом у Джеймса, я расслабляюсь в кресле, сжимая в руках стакан с нетронутым напитком.

– Что он сказал? – спрашивает Сириус.

– Он сказал, что мы ещё слишком молоды, но…

– Какие могут быть «но»? – резко бросает Люпин. – Я не раз предупреждал вас, что именно так он и скажет!

– Брось, Ремус, ставлю галеон, что он нас примет – в Ордене сейчас не так уж много народа, насколько я знаю, – говорит Сириус.

– Откуда тебе знать, сколько там народа? – патетически интересуется Ремус. – Или у тебя есть друзья-шпионы там, в закрытой организации?

Сириус качает головой.

– Может, вы заткнётесь и послушаете меня? – спрашивает Джеймс. – Он сказал, что примет нас, но ему нужно будет хорошенько проверить, на что мы способны, прежде чем он будет отпускать нас на серьёзные дела.

Я напрягаюсь при упоминании «серьёзных дел». Куда ещё втягивают этих идиотов? Я-то думала, после школы они угомонятся и будут жить как нормальные люди.

– Брось! – почти кричит Сириус. – Он что, заставит нас заниматься бумажками? Сидеть в штабе и подносить всем кофе? Или что ещё он имеет в виду под словом «проверить»? – он залпом выпивает весь виски из стакана и, поставив посудину на пол, упирается руками в колени и пристально смотрит на Джеймса. – Я хочу сражаться, Джеймс! Я хочу защищать свою страну! Я иду туда не для того, чтобы меня проверяли и решали, способен ли я на что-то серьёзное. Я готов к серьёзному! Я способен на него! Так какого лысого Мерлина Дамблдор решает за меня?!

– Ты закончил? – спокойно отвечает Джеймс и ждёт, пока Сириус кивнёт. – Тогда позволь мне объяснить, мой дорогой друг. Это организация Дамблдора, и только ему решать, кто на что способен и кто к чему готов. Если хочешь сразу идти бить морды врагам, иди в аврорат – туда как раз набирают пушечное мясо. А я не собираюсь погибать в первой же операции…

– Постойте! – не выдерживаю я. – О чём это вы тут толкуете?

Они все смотрят на меня удивлённо, как будто забыли, что я тоже нахожусь здесь. Как будто это нарушило обычный ход подобных собраний. Сириус и Джеймс переглядываются, и на лице Блэка расцветает ухмылка.

– Объясняй ей сам, Джеймс, нечего на меня так смотреть.

Он выставляет руки вперёд в защитном жесте. Джеймс вздыхает.

– Лили, милая… – сцепляет руки в замок и тяжело вздыхает. – Ни для кого не секрет, что сейчас идёт война. Она только набирает обороты, и большинство предполагает, что всё самое тяжёлое впереди. Люди разделились на несколько лагерей. Кто-то поддерживает идеи человека, называющего себя Лордом Волдемортом, кто-то нет. Авторат, конечно, пытается оказывать сопротивление Лорду, но часто терпит крах. А потому Альбус Дамблдор создал свою собственную секретную организацию, которая борется с Упивающимися и Волдемортом. Она называется «Орден Феникса». И мы хотим туда вступить.

– Вы сумасшедшие, – заявляю я. – Я не могу запретить остальным, но ты даже не думай, Джеймс!

– Но…

– Никаких «но»! Это слишком опасно!

– Боюсь, ты не понимаешь, Эванс, – холодно замечает Сириус. – Ты не можешь остаться в стороне, ты магглорождённая, и если всё пойдёт так и дальше, то единственный выход, который у тебя будет – уехать из страны. И то не факт, что туда, куда ты сбежишь, когда-нибудь не доберутся Лорд и его приспешники. Ты, твоя семья – они все будут в опасности. Если не сражаться.

– И почему же сражаться должны вы, только что закончившие Хогвартс?

– А больше некому, – он странно ухмыляется. – Скоро вообще никого не останется, Эванс, только старики и дети.

Я качаю головой.

Джеймс смотрит на меня умоляющим, но твёрдым взглядом. Взглядом человека, который в чём-то уверен и не собирается менять своего решения. И я почему-то уверена, что он меня обязательно убедит в правильности своего решения. У него вообще есть странная способность убеждать меня во всём.

А я встаю и выхожу в сад. И обещаю им всем подумать.

***

Я всегда считала, что свадьба – самое прекрасное, что может быть в жизни девушки. Платье, фата, букет, радостные гости, счастливые родители, красивый жених, кольца, голуби, улыбки, «Я согласна» и «Вы можете поцеловать невесту». Путешествие и первая брачная ночь.

Казалось бы, в этом нет ничего нового, но сердце щемит при мысли о свадьбе…

Я сижу у зеркала и смотрю на своё зарёванное лицо. Причёска сбилась, под глазами – подтёки туши, белоснежное платье всё в пятнах.

Я никогда не думала, что свадьба будет самым ужасным в моей жизни.

Стук в дверь – Джеймс. Я прячу лицо в ладони, он присаживается около меня и обнимает за плечи.

– Лили, – шепчет он и поглаживает спину. – Лили, не плачь, успокойся. Ведь ничего страшного не случилось, милая.

– Испорчен день, который должен был быть самым счастливым в нашей жизни, а ты говоришь, что ничего не случилось?

Пытаюсь скинуть его руки.

– Все живы – это самое главное…

И я понимаю, что он прав, а я – эгоистка. Убираю руки от лица, смотрю на него в зеркало.

– Прости, ты прав, конечно. А у меня просто нервы.

– Я понимаю.

– Какого чёрта им было надо?

– О, они оставили послание. Мне и моим родителям.

– Какое ещё послание? – Джеймс в зеркале пожимает плечами и отводит взгляд.

– Неважно.

– Важно, Джеймс.

– Сказали, что наша семья ещё заплатит за связь с гр… с магглой.

Я криво усмехаюсь – этого следовало ожидать. Злость вскипает внутри, бурлит, и я говорю:

– Ещё не поздно всё изменить.

Джеймс смотрит на меня непонятным взглядом и отвечает:

– Именно.

– Значит, нам не стоило жениться?

– Нет, нам нужно отменить свадебное путешествие и научиться постоять за себя.

– Орден Феникса?

– И аврорат.

Я тяжело вздыхаю и качаю головой. И знаю, что ни к чему хорошему это не приведёт. И повторяя фразу, сказанную полчаса назад в совершенно других условиях, говорю:

– Я согласна.

Свадьба всегда меняет жизнь человека. Мою тоже. Только, кажется, совсем не так, как мне хотелось раньше.

***

Я не замечаю, как приходит осень. Дожди идут беспрерывно, кажется, им не будет конца. Вокруг всё серое, и люди под зонтами тоже какие-то однородно серые, бегут, спешат, смотрят в землю.

Мы проходим ускоренный курс обучения в школе авроров. Признаться, это не то, чего я ожидала от семейной жизни. Ежедневные тренировки выматывают, тело покрыто синяками и ссадинами. Каждый вечер мы приходим домой и без сил падаем на кровать, чтобы на следующее утро, ещё затемно, встать и опять тренироваться.

Нас учат сражаться и убивать. Убивать профессионально, так, чтобы не дрожала рука, сжимающая палочку. И на вопрос, чем же мы отличаемся от Упивающихся, мне отвечают, что это всё ради нашего будущего и будущего наших детей, что мы несём доброе и вечное, что мы боремся со злом. А я не верю в убийство ради жизни. И в жизнь ради убийства не верю тоже. Но кому интересно моё мнение.

Джеймс с остервенением учит и отрабатывает заклинания, тренируется даже дома по выходным, когда можно было бы отдохнуть и съездить к родителям. Джеймс уверен в том, что мы всё делаем правильно, что быть аврором – это именно то, что нам нужно, мне и ему, нашей семье. И он забыл, кажется, ту свою фразу о пушечном мясе, сказанную когда-то Сириусу. А я уже почти жалею, что связала с ним свою жизнь. И что не вернулась к магглам после окончания школы, жалею тоже.

Иногда мы ходим на собрания Ордена Феникса. Там я вижу точно таких же серых и уставших Ремуса, Питера и разом спустившего весь свой пар и задор Сириуса. Ещё вижу Дамблдора, который рассказывает последние новости и о том, что мы опять кого-то потеряли. Бросается пафосными фразами о мире и любви. А слушаю и сухо киваю, а по ночам плачу в подушку.

Потому что невероятно трудно осознавать, насколько взрослая жизнь не соответствует твоим ожиданиям.

***

Первая официальная вылазка. Аврорат считает, что мы готовы. Дамблдор считает также. Я так и не поняла, кто именно послал нас сюда, в эту богом забытую деревушку на краю земли, я просто иду вперёд, держа палочку и осматриваясь. Чувствую себя куклой, марионеткой, которую кто-то дёргает за невидимые ниточки. Спина Джеймса маячит впереди, справа – Алиса Лонгботтом, моя бывшая сокурсница. У неё сжатые в тонкую нить губы и испарина на лбу.

Наша задача – предотвратить нападение Упивающихся. Кто сказал, что сегодня они будут здесь, история умалчивает. Нам, простым смертным, пушечному мясу, такое не рассказывают. Наша задача – обезвредить и захватить. Если не будет возможности сделать это, то убить. Всё до невозможности просто. Ах да, ещё стоит попробовать сохранить собственную жизнь, но это второстепенно.

Наша группа, пять человек (мы, Лонгботтомы и Бенджи Фенвик) устраиваем засаду в небольшом домике на окраине. Джеймс прячется за цветастой занавеской и смотрит на улицу, Лонгботтомы стоят около стены, на которой часы с кукушкой отсчитывают время. Фрэнк обнимает Алису за плечи и что-то шепчет ей еле слышно на ухо – я перевожу взгляд на прямую спину Джеймса, невольно завидуя им. Фенвик стоит у двери и крутит в руках палочку, заметно нервничая.

Я становлюсь с другой стороны от окна и, опершись на стену, прикрываю глаза. Сколько нам ждать – час, два или десять – не знает никто. У меня есть время подумать…

…Джеймс рядом отрывисто охает. Встаю, приникаю лицом к оконному стеклу, и сон проходит сразу же.

Мимо нас стройной колонной идут Упивающиеся. Их много, человек тридцать, не меньше, и я невольно сглатываю образовавшийся в горле ком. В соседнем переулке кто-то кричит фальцетом – нервы не выдержали, а мы затаились и молча смотрим, боясь лишний раз вдохнуть. Я бросаю взгляд через плечо – Алиса уткнулась лицом в грудь Фрэнка, и он поглаживает её спину с выступающими лопатками через ткань форменной аврорской мантии. Меня душат слёзы, и я отвожу взгляд.

В соседнем переулке всполохи от заклятий, крики и чей-то мерзкий властный смех. А мне страшно, и я вытираю влажные ладони о мантию.

– Надо идти, – тихо говорит Джеймс и смотрит на Фрэнка, тот кивает. А я не могу отлипнуть от окна, тереблю непослушными пальцами цветастую занавеску.

– Лили… – он дотрагивается до моего плеча рукой. – Нужно идти.

Киваю через силу. Справа за окном движется тёмный силуэт, смотрю туда.

– Чёрт возьми, – выдыхаю. – Чёрт возьми, что он здесь делает?!

Чувствую, как подгибаются колени, хватаюсь за подоконник.

– Кто? – выдыхает еле слышно Алиса.

– В… Волдеморт, – в горле ком и голова начинает кружиться.

– Мерлин дери…

И мы уже бежим дворами к своим, чтобы предупредить, чтобы успеть аппарировать, пока Лорд ещё далеко. «Нам нужен Грюм, нам нужен Грюм», – пульсирует у меня в голове, тошнота подкатывает к горлу. «Нам нужен Грюм», – выбегаем из проулка, впереди смешались в однородную массу авроры и Упивающиеся, заклятия сыпятся во все стороны. Фенвик указывает рукой куда-то в толпу, его подрезает Обездвиживающим, Фрэнк и Алиса бегут вперёд, я спотыкаюсь и падаю, ногу пронзает боль. Спина Джеймса впереди, я хочу закричать, но молчу, чтобы он не останавливался, чтобы не обращал внимания, чтобы бежал отсюда к чёртовой матери. Он оборачивается сам, я пытаюсь встать, машу ему руками, чтобы он бежал и искал Грюма, но он застывает вдруг и смотрит куда-то за меня.

Холодный пол и мурашки, и я понимаю, кто там сзади. Понимаю, что сейчас всё кончится, не успев даже начаться.

– Не трогай её! – истерически кричит Джеймс и бежит ко мне. Я оборачиваюсь, прямо надо мной – Волдеморт, поднимает палочку и смотрит мне в глаза. Сглатываю. Зажмуриваюсь. Уже не боюсь. Потом поднимаю палочку, выкрикиваю Обездвиживающее и проваливаюсь в темноту.

***

Я прихожу в себя в штаб-квартире аврората. Джеймс выдыхает и улыбается. Он держит меня за руку.

– Очнулась, ну слава Мерлину, – говорит.

– А ты думал, что будет как-то по-другому? – спрашивает скрипучий голос, я поворачиваюсь и вижу справа Аластора Грюма.

– Ну, знаешь ли… – начинает Джеймс.

– Знаю, – прерывает его Грюм. – Просто порадуйся, что с ней всё хорошо, Поттер.

– А я рад, – говорит он и смотрит на меня влюблёнными глазами.

– Я, кстати, даю вам недельный отпуск. Приходите в порядок и восстанавливайтесь. Встретиться с Волдемортом – это не сливочного пива выпить. Так что…

Он сжимает моё плечо и отходит.

– Ну что, молодцы мы? – спрашивает подошедший тут же Фрэнк, Алиса держит его за руку и улыбается. – Бросить вызов самому Волдеморту на первой же вылазке… Вот повезло так повезло.

– Повезло, что мы выбрались оттуда живыми и здоровыми, Фрэнк, –голос у меня слабый.

– Тоже верно.

– Кстати, а Фенвик как? Живой?

– Да, мы вытащили его, не волнуйся, – отвечает Алиса.

– Грюм нам, кстати, недельный отпуск дал, – улыбается Фрэнк.

– И нам тоже.

– Заслужили, значит.

Спорный вопрос.

***

Дождь всё ещё льёт как из ведра. Сад за окном – мокрый и как будто поникший.

Я просыпаюсь утром, открываю настежь окно и дышу свежим мёрзлым воздухом. Полной грудью, глубоко, чтобы почувствовать осень, почувствовать, что я всё ещё жива, что жизнь продолжается, вне зависимости от того, идёт ли война.

Вся эта неделя, дурацкий отпуск, наполнена нежностью. Как будто Джеймс решил восполнить все пробелы, как будто понял, что мне было мало того, что он мне давал раньше. Прикосновения, поцелуи, объятья… Я таю в его руках, самой себе напоминая ванильное мороженое в летний зной. Я таю: улыбаюсь ему и люблю-люблю-люблю, больше, чем когда-либо.

Пару раз мы выходим в деревню, бродим по мокрой брусчатке улиц, вглядываемся в лица людей под зонтами, останавливаемся возле церквушки и слушаем колокольный звон. В такие моменты мне кажется, что войны не существует, что мы недавно поженившаяся пара, мечтающая и строящая планы на будущее. Но серость, которая стоит вокруг (она слишком серая даже для ноября), напоминает о том, что ничего не изменилось, что мы всё ещё воюем, что у нас всё ещё есть враги.

Но так легко представить, что этого нет, так легко обходить монумент на площади, не смотреть на него, забыть. Так легко стать счастливой на жалкие мгновения. Не задумываться. Просто жить.

А потом приходит очередное письмо от Дамблдора.

***

Когда из моей палочки вылетает первая Авада, во мне, кажется, что-то ломается. Что-то идёт не так. Жизнь вроде бы не меняется, а я чувствую себя совсем другой. Я убийца теперь. Убийца.

Я почти не замечаю, как на лице Джеймса появляются первые морщины. Просто однажды мы сидит вечером дома за столом, а я смотрю в его лицо и вижу чёткую полосу между бровями. Кидаю вилку, подхожу к нему, тянусь руками к лицу и пытаюсь разгладить. Джеймс смотрит удивлённо, всматривается своими невероятно карими глазами, а из меня вырываются какие-то непонятные всхлипы, истерические, неприятные. Потому что я не понимаю, как могут появиться первые морщины, когда тебе всего девятнадцать. Потому что не могу поверить в то, что можно так быстро… нет, не постареть, скорее повзрослеть. «Аврорат. Ускоренная программа по взрослению», мать её. И Орден Феникса туда же.

Джеймс сжимает моё лицо в ладонях, прижимает к себе, шепчет тихо, почти не слышно:

– Успокойся, Лили, всё будет хорошо. Милая, не плачь.

Не плачь? Я не плачу с первой Авады, Джеймс. Я больше никогда не буду плакать. Потому что нет ничего страшнее смерти, а смерть в моей жизни уже была. Теперь мой удел – сухие истеричные рыданья, без слёз и даже почти без эмоций.

– Всё хорошо, Лили, – шепчет он и гладит меня по спине. – Мы всё сможем, мы всё сделаем. Мы должны постараться ради наших детей.

Похоже, он заразился этим пафосом от Дамблдора – раньше никогда не говорил такого. Да и какие вообще могут быть дети? Разве можно рожать детей во время войны? А потом бояться за них, бояться, что придёшь с работы домой, а там… Бояться, что когда-нибудь ночью Упивающиеся придут к тебе, и ты не сможешь ничего сделать. Бояться каждый день, каждый час, беспрерывно, постоянно. Бояться.

А Джеймс так верит во всё хорошее. Как бы мне хотелось верить также…

***

Заклятья летают прямо над головой. Я вспоминаю маггловские рассказы о войне и невольно ухмыляюсь. Почти тоже самое. Мы с Джеймсом стоим спина к спине. Кто бы мог подумать, что это сближает людей больше, чем почти год совместной жизни. Лицо человека напротив меня скрыто маской, но по кошачьим движениям и смеху на высокой ноте я понимаю, что это женщина. Посылаю Ступефай, ещё один, ещё – мимо. Еле успеваю выкрикнуть Протего, и красный луч летит в сторону. Она прыгает от моих заклятий, напоминая мне обезьяну, покоряющую лианы, она зла до ужаса – я как будто чувствую это. Зла оттого, что не может меня побороть. Но со мной не так просто, милая, у меня было много тренировок. Мой ум – трезв и холоден, я думаю только о том, как бы побыстрее её обездвижить. У меня цель, там, за её спиной, и мне нужно до неё добраться.

Очередное Обездвиживающее, руку задевает Режущим. Накидываю на себя Протего, зажимаю рану и шепчу Заживляющее, быстро – каждая минута на счету.

– Как ты? – кричит Джеймс, перекрикивая шум сражения вокруг.

– Нормально, – отвечаю, – путь открыт, пойдём.

Поворачиваюсь – Джеймс сражается сразу с тремя Упивающимися, Обездвиживаю одного, кидаю Режущее в другого. Петрификус Джеймса настигает третьего. Мы медленно движемся в сторону нужного нам здания, взглядом прочёсывая близлежащие кусты. Где-то там, в паре сотен метров от нас, сражаются наши друзья. Возможно, умирают, но у нас есть чёткая цель. И придерживаться цели нас научили почти также, как убивать.

Под ногами хрустят ветки, в воздухе – туманная морось, дышать тяжело. Впереди с характерным аппарационным хлопком возникает высокая фигура.

– Куда направляетесь? – спрашивает Риддл, я сжимаю палочку сильнее. Я не боюсь смерти – чему быть, того не миновать.

– К тебе на встречу, – бесстрашно отвечает Джеймс, но я чувствую, как дрожит его рука.

– Навстречу смерти? – голос Волдеморта низкий и тягучий, подчиняющий голос, притягательный.

Джеймс сглатывает и медленно направляет на него палочку. Тот ухмыляется. Я молчу и не двигаюсь.

– Дуэль, Поттер? – спрашивает Лорд. – А ты не боишься?

– Нет! – голос Джеймса срывается.

– Тебя не учили, что врать – плохо? Круцио!

Джеймс падает на землю – я вижу это как в замедленной съёмке – извивается и, кажется, кричит, но я не слышу – звук вокруг отключили. Перевожу взгляд на Риддла – на его лице восторг, поднимаю палочку, выкрикиваю какое-то заклятье. В голове пульсирует ненависть. Ненависть и любовь. Ненависть к Волдеморту, любовь к Джеймсу. Я не знаю, какое из чувств сильнее. Я только выкрикиваю заклятье, Риддла отбрасывает. Справа от меня появляются Алиса и Фрэнк – заклятья беспрерывно летят из их палочек. Я падаю на колени перед Джеймсом, трясу за плечо, пытаюсь привести в чувство. Прижимаю к себе, краем глаза замечая, как аппарируют к нам Упивающиеся. Чувствую, как хватает меня за плечо Алиса. Рывок аппарации…

Белые стены, в голове только одна мысль: «Мы провалили задание».

– Вы провалили задание! – эхом проносится возглас Аластора.

– Пошёл на хрен, Грюм, – отвечает пришедший в себя Джеймс и падает в обморок опять. Я смотрю на Алису, перевожу взгляд на Фрэнка. Нас одновременно захлёстывает истерический смех.

После этой встречи с Лордом нам отпуск уже не дают.

***

Лета я почти не помню. Мы с Джеймсом прячем родителей, чтобы до них не добрались Волдеморт и его сообщники. Жизнь члена Ордена Феникса этим очень неудобна.

Уже больше года мы состоим в этом Ордене, и я понимаю, что постепенно смирилась со своей судьбой. В конце концов, и Дамблдор, и все чаще и чаще повторяющий его слова Джеймс правы – мы делаем это не просто так. Мы делаем это для своих детей и для себя. Чтобы жизнь дальше была лучше и светлее. Возможно, это неправильно – убивать ради блага, но убивать ради любви – правильно. Я почувствовала это, когда Лорд пытал Джеймса. Тогда я была готова не просто убить – растерзать собственными руками.

Любовь – самое главное, что есть в нашей жизни. Любовь – то, ради чего стоит бороться. И стоит убивать.

В ноябре у нас отпуск – заслуженный, я считаю. И мы хотим уехать к морю. Понимаем, что ноябрь – не самое лучшее время для поездки на побережье, но выбора у нас нет. В конце концов, мы не так уж часто проводим время вместе, семьёй, парой. Иногда мне кажется, что у нас вообще нет семейной жизни. И ещё фамилия у меня другая. Иногда я вспоминаю разговор с Ремусом и думаю, а правильно ли я сделала, что сменила фамилию? Что вообще вышла замуж?

Потом одёргиваю себя – правильно, конечно. Как бы там ни было, любовь этого стоит.

А Джеймс всё чаще намекает, что нам стоит завести ребёнка. Сумасшедший, честное слово.

***

– Нет! – кричит он, впервые, наверное, в жизни он кричит на меня.

– Но, Джеймс…

– Нет, Лили! Ты останешься дома!

– Но Грюм меня…

– Я сам поговорю с Грюмом! Но ты не пойдёшь на задание!

– Ты же знаешь, какое оно важное! Ты же знаешь, что его нельзя провалить!

– Я знаю, как для меня важен ребёнок, которого ты ждёшь, а потому ты остаёшься! Точка!

Он хлопает дверью, я приваливаюсь к стене. Очень хочется заплакать, но я разучилась. Потом машу на всё, стягиваю с себя дурацкий фартук в цветочек, выхожу из дома и аппарирую в штаб-квартиру.

– Какого чёрта? – встречает меня Джеймс.

– Не нравится – разведёмся, – кидаю я как бы между прочим и, оставляя его, озадаченного, за спиной, подхожу к Алисе и Молли, шушукающимся в уголке. Алиса обнимает меня крепко-крепко и улыбается. А Молли треплет по плечу, как будто я маленькая девочка, и начинает поучать.

И, что самое страшное, мне это нравится.

Джеймс разводиться не хочет. Но целую неделю со мной не разговаривает.

А ходить на операции я всё равно перестаю довольно быстро. Только виноват в этом не Джеймс. Виноват банальный токсикоз.

***

Когда у нас рождается ребёнок, я начинаю чувствовать себя женщиной. Не воином, не аврором, не членом Ордена Феникса. Матерью. Женой.

Джеймс берёт отпуск, чтобы быть со мной и с малышом. Грюм сначала не хочет отпускать его, ведь Орден и аврорат теряют сразу четырёх членов – нас и Лонгботтомов. Но Дамблдор заткнул Грюму рот, сказав, что мы боролись именно за это. За то, чтобы родить детей, воспитать их, создать семью. Любить друг друга. Когда Джеймс пересказывал мне слова Дамблдора, я чуть не расплакалась. Точнее, очень хотела расплакаться.

Джеймс как никогда мил, постоянно интересуется моим самочувствием, ложится рядом на кровать и вслух выбирает имя для малыша – мы почему-то не задумывались об этом до самого конца. Я улыбаюсь против воли и нахожу его ладонь, сжимаю посильнее, чтобы почувствовал, как я его люблю.

– Джордж. Давай назовём его Джордж. Или Джастин – хорошие же имена.

Я морщусь и отвечаю слабым голосом:

– Нет, мне не нравится.

– А какое тебе нравится? – он поворачивается и проводит тыльной стороной ладони по моей щеке.

– Может быть, Фрэнк?

– Как-то слишком просто. Нет. Как насчёт Генрих?

– Он же не король, в самом-то деле… – ребёнок у меня на руках что-то лопочет, утвердительно, как мне кажется. – Может, Гарольд?

– Лучше Гарри.

– Гарри?

– Ну да.

– Хорошо.

Джеймс улыбается и аккуратно проводит рукой по голове ребёнка.

– Привет, Гарри, – говорит. Я смеюсь.

Мама приносит снизу бульон и просит Джеймса выйти, он смешно падает с кровати, поднимается и говорит, что ещё зайдёт.

И я, кажется, счастлива.

***

С рождением Гарри наша жизнь меняется необратимо. С ним трудно, невозможно трудно, он постоянно плачет, постоянно хочет есть, постоянно…

Иногда у меня банально сдают нервы, и мне хочется убежать куда подальше.

– Не могу, Джеймс! Я, чёрт возьми, больше не могу! – кричу и выхожу из гостиной. Сажусь на крыльцо, обхватываю себя руками. В раскрытое окно слышу, как Джеймс успокаивает малыша. Чувствую себя никудышней матерью.

Минут через пять он выходит, садится рядом со мной и обнимает.

– Я истеричка, да? – спрашиваю.

– Нет, просто ты устала. Пойди, отдохни, Лили, поспи хотя бы пару часов.

– Нет, не могу, – машу головой, съёживаюсь. – Я же мать, Джеймс, я всегда должна быть рядом с ним, оберегать его.

– Ну, а я отец, тоже должен быть рядом. Так почему я не могу сменить тебя на пару часов?

Я только молчу.

– В выходные придут ребята, поздравить нас с первенцем. Ещё Лонгботтомы и Уизли. Может быть, Дамблдор.

– Зачем ты их позвал? Это же порядок наводить… Да и не хочется мне сейчас развлекаться.

– Порядок наведёт мама, она согласилась прийти. А отдых тебе нужен, поверь.

– Может. Ладно.

Он улыбается, я кладу голову ему на плечо. В последнее время у нас очень редки такие минуты, когда мы можем просто посидеть вдвоём и помолчать. Подумать, каждый о своём, но всё же вместе. Великое благо – иметь рядом человека, с которым можно просто помолчать. Которому не нужно говорить, как сильно ты его любишь, потому что он знает это и так.

Малыш в гостиной плачет. Я прикрываю глаза и собираюсь с силами. Джеймс высвобождается из объятий. Встаёт, идёт в дом.

– Я люблю тебя, – говорит, оборачиваясь. А я знаю. А я верю.

***

В воскресенье в доме суматоха с самого утра – аппарируют Уизли, приносят изготовленный Молли пирог с патокой. Старшие сыновья сразу направляются исследовать наш заросший сад, до которого у меня так и не дошли руки, а младшие во главе с Молли оккупируют детскую, куда она забирает и Гарри. Я пытаюсь приготовить закуски, Джеймс удаляется с Артуром в гараж, туда же идёт и подоспевший Сириус, только ставит на стол ящик сливочного пива.

Лонгботтомы приходят через полчаса, сменяют Молли в детской, и мы готовим уже вдвоём. С её помощью закуска появляется со скоростью реактивного самолёта, потому что кулинария – конёк Молли, чего не скажешь обо мне. Питер и Ремус аппарируют вместе, спорят о чём-то в саду, до нас долетают обрывки фраз.

– Тяжело? – спрашивает вдруг Молли, но я молчу. – С первым всегда тяжело.

– Да не в этом дело. В смысле, с ребёнком тяжело, конечно, но я справлюсь, я хочу быть идеальной матерью, и поэтому всё смогу. Дело в другом: я постоянно боюсь, Молли. Боюсь, что нас убьют, боюсь, что убьют Гарри, боюсь, что случится ещё что-нибудь непоправимое. И как же тогда дальше жить?

– Непоправимое может случиться всегда, Лили. Вне зависимости от того, идёт ли война. И если что-то должно случиться, оно случится. Но мы пока в силах защитить своих детей. А если с тобой и Джеймсом что-то произойдёт, поверь, мы позаботимся о вашем ребёнке. И я знаю, что, если что-то произойдёт со мной и Артуром, вы сделаете так же. Но если мы сейчас спрячемся и не будем показываться, вряд ли наших детей ждёт прекрасное будущее.

Я киваю и продолжаю украшать нарезанную ветчину зеленью.

– Спасибо, Молли.

Улыбаюсь ей и направляюсь к выходу, чтобы отнести тарелку в сад.

– И ещё, Лили, – говорит она, я оборачиваюсь. – Не пытайся быть идеальной матерью. Ты и так идеальна.

Я очень надеюсь, что потом, через несколько лет, наши мальчики подружатся. Будут учиться на одном факультете, ездить на чемпионаты по квиддичу, обсуждать девчонок, жаловаться на преподавателей. Я очень надеюсь, что они будут счастливее, чем мы. Что в их жизни не будет воин, не будет битв и сражений. Не будет злых волшебников, а только добрые. Не будет разделения на грязнокровок и чистокровок. Не будет всего плохого, что есть у нас.

А мы… Нам это уже не грозит. И Молли чертовски права – нельзя прятаться и не принимать участия, потому что, если не мы, то кто? Прав был Сириус, тогда, до свадьбы, убеждая меня, что мы всё делаем правильно, вступая в Орден. Прав был Джеймс, когда говорил, что это – наша судьба: сражаться за счастье наших детей.

У нас какое-то странное поколение, воспитанное на войнах и воспоминаниях о них. Для нас война – это не просто слова, мы знаем о ней не понаслышке. И поэтому в нашей голове совершенно сбились с курса понятия о любви и радости, о жизни и смерти, о несчастьях и ненависти, о семье, о дружбе.

Мы стараемся сохранить в памяти каждый момент, потому что понимаем, что он может стать последним. Мы стараемся подарить друг другу как можно больше, потому что знаем, что завтра может быть поздно. Мы радуемся мелочам, потому что можем не дождаться большего.

Мы боимся, но страх это не тот, которого нужно стыдиться. Мы ненавидим, но только тех, кого невозможно простить.

Мы живём одним днём, но знаем, что всё, что мы делаем сегодня, мы делаем ради завтра.

Мы – неудачники, которые родились в неправильном месте и в неправильное время. Но вы никогда не услышите, как мы жалуемся на судьбу.

Мы привыкли терять людей, но оттого человеческая жизнь в целом и каждого в частности приобретает для нас намного больший вес. А дружба и любовь обретают иной, намного более важный смысл.

Я понимаю это, когда смотрю на Фрэнка и Алису, обнимающих Невилла, на Молли и Артура, что-то объясняющих сыновьям, на Сириуса и Ремуса, с серьёзными лицами разговаривающих о чём-то, на Питера, на Аластора. На всех тех, с кем работаю и дружу. На Джеймса, который с неизменной улыбкой подходит, обнимает и говорит, что всё будет хорошо.

– Всё будет так, как мы захотим, Джеймс, – отвечаю ему. – Ни больше и ни меньше.

Он удивляется, но кивает.

Завтра передышка кончится, и мы опять пойдём убивать. «Бороться со злом» – так это называют многие. «Жить» – так это называем мы.

***

Гарри у родителей Джеймса, а мы стоим на промозглом ветру, осматривая окрестности деревушки, на которую должно состояться нападение Упивающихся. Сириус рядом подкуривает, ловит предостерегающий взгляд Грюма и тушит сигарету, посильнее втаптывая её в апрельскую грязь. Матерится сквозь зубы, сплёвывает. Я ухмыляюсь.

Джеймс справа, напряжён и вглядывается в темноту. Я нахожу его руку, сжимаю, дожидаюсь ответного пожатия.

– Не дрейфишь? – спрашивает Сириус.

– Они дрейфят, – киваю на авроратский молодняк, скучковавшийся за спиной Аластора. – А я дважды дралась с Волдемортом – так чего мне дрейфить?

– Да ты вообще идеальная женщина, я говорил тебе?

Улыбаюсь и отвожу взгляд.

– Эй, Сириус, это моя идеальная женщина, – говорит Джеймс, продолжая всматриваться в темноту.

– А жаль, – шепчет Сириус так, что это слышу только я. Прижимаюсь посильнее к Джеймсу, чтобы почувствовал, что я его. Его, и ничья больше. И будь проклят этот Волдеморт с его войной, будь прокляты все Упивающиеся. Мы есть друг у друга – и это очень важно. Это самое важное.

– Джеймс, Лили, Сириус, – голос Аластора тихий, но властный, – обходите это здание справа, я пойду слева. Кажется, туда кто-то аппарировал.

Я коротко киваю и иду вперёд, обогнав парней.

– Будьте осторожны! – успевает сказать Грюм, и нас проглатывает темнота.

Очертания домов расплываются, и мне постоянно кажется, что где-то что-то шевелится, я то и дело всматриваюсь в темноту. Но деревня спит, несчастные магглы даже не представляют себе, что сегодня их жизнь может закончиться.

– Эй, Эванс, не беги, – окликает меня полушёпотом Сириус.

– Почему это? – делаю вид, что не обратила внимания на девичью фамилию.

– Ты же девушка, нам с Джеймсом надо тебя защищать.

– Пошёл на хрен, Блэк.

Джеймс смеётся, только я не понимаю, надо мной или над Сириусом. Но мне нет дела сейчас, я просто иду вперёд.

За поворотом кто-то стоит, мы приникаем спинами к забору. Молчим, тяжело дышим.

– Я боюсь, – шепчу Джеймсу зачем-то.

– Не бойся, я рядом, – отвечает он и целует – быстро, слишком быстро.

– Идём? – это Блэк, в темноте я почти не вижу его лица.

– Идём.

Палочки вверх, выходим из-за угла, первый Упивающийся падает на землю от заклятия Сириуса, я обездвиживаю второго, в третьего летит Экспеллиармус Джеймса. Дальше я сбиваюсь со счёта – они наступают без остановки. В конце концов, я перестаю кидаться заклятьями, а только и успеваю накидывать на нас троих Щитовые чары, но скоро и это мне становится не под силу.

– Уходим, – кричу Джеймсу и Сириусу, те кивают, а я оборачиваюсь. И натыкаюсь на ещё одну выбегающую из-за угла группу Упивающихся.

– Мы попали, – успеваю то ли сказать, то ли подумать, прежде чем уклоняюсь от брошенной в меня Авады. Обезоруживаю, обездвиживаю, парализую. Промахиваюсь, попадаю под Режущее, ставлю Щит…

Битва сливается в одно чёрно-красное пятно. Я слышу, как стонет за спиной Джеймс, желание обернуться огромное, но я пересиливаю себя и продолжаю сражаться. Вскрикивает Сириус, волосы опаляет чьим-то заклятием. Я пытаюсь не думать о Грюме в обществе только что вышедших из школы недо-авроров, пытаюсь не обращать внимания на окровавленную левую руку. Я пытаюсь собраться с мыслями и не подставляться. А заклятья летят-летят-летят….

Краем глаза вижу, как слева кто-то аппарирует, Упивающиеся закрываются Щитами и отступают, пропуская Волдеморта вперёд.

– Снова вы? Это уже даже забавно, – говорит Лорд, и я понимаю – мы обречены. Вот он, конец, и я никогда не воспитаю своего ребёнка, не увижу его первые шаги, не услышу первые слова.

Палочка Лорда смотрит прямо мне в грудь, я чувствую, как меня хватает за руку Джеймс, как напрягается рядом Сириус. Я понимаю, что мы не сможем аппарировать, просто не успеем, кого-то из нас обязательно догонит его Авада.

– Лили, аппарируй, – шепчет Джеймс, крепче сжимая палочку.

– Нет, – шепчу в ответ. – Без тебя – нет.

Я смотрю прямо в глаза Волдеморту, мне кажется, что они отливают красным. На лице его – ухмылка, кривая, но властная. Он знает свою силу, он не боится, он знает, что победит.

А я вдруг понимаю, что умру. Умру именно от его руки. Сегодня, завтра или через несколько лет – не важно, но Авада, которая убьёт меня, будет выпущена именно из его палочки.

От осознания этого мне почему-то становится легче. Я малодушно думаю, что мне всё равно, сейчас или через год. Поэтому я кричу:

– Что же ты стоишь и молчишь? Хочешь убить – убивай!

Ухмылка его становится ещё более кривой и довольной, я думаю, стоит ли закрыть глаза? Смотрю на Джеймса – на лице его ужас. Хочу поцеловать, но боюсь не успеть…

А потом прямо перед нами вдруг появляется Дамблдор.

– Зря ты сегодня здесь появился, Том, – обыденным тоном говорит он. – Аппарируйте в штаб, – это уже нам, и я почти сразу чувствую рывок аппарации.

Меня сразу подхватывают чьи-то руки. В какой-то момент понимаю – Алиса. Залечивает раны, мажет чем-то.

– Оставь их, – кричит вдруг Грюм. – Там…

Оборачиваюсь. Лицо его ничего не выражает, но руки, окровавленные, израненные, дрожат.

– Кто? – спрашивает Джеймс.

– Питер…

Джеймс и Сириус почти сразу срываются с мест, а я сползаю по стене, закрываю лицо ладонями. Он не должен был участвовать в сегодняшней операции – так какого чёрта его понесло в самое пекло? А в голове пульсирует подобно боли одна единственная мысль: «Хоть бы не умер, хоть бы не умер…»

***

С Питером всё хорошо, чего не скажешь о десятке ребят из нового потока. У нас уже не поворачивается язык называть их «молодняком» или «свежаком». Фамилии в списке убитых ничего мне не говорят, но я всё равно чувствую, как будто убили кого-то из моих родных. Боль безграничная.

На задания мне теперь ходить легче: я точно знаю, что меня не убьёт ни один из этих людей, скрывающихся под масками. Меня убьёт лично Лорд, я убеждена в этом. А потому… Зачем переживать?

А потом Джеймс получает ранение. Не просто ранение – его задевает Сектумсемпрой. Я плачу всю ночь. Впервые с самой первой встречи с Волдемортом, потому что помню, чьё это заклинание.

***

Сумерки за окном сгущаются всё сильнее, чай обжигает. Я боюсь смотреть в окно – мне постоянно кажется, что за ним кто-то есть.

Джеймс спокоен: читает газету, держа на руках Гарри. Иногда хмурится.

В доме тепло и светло, ноябрь остался за стенами. Вместе с ноябрём там осталась и война, и я как никогда хочу, чтобы она не возвращалась в мою жизнь никогда. Я хочу просто сесть рядом с Джеймсом, обнять его, поцеловать Гарри и дремать около камина.

Но по закону подлости именно в этот момент раздаётся стук в дверь. Мы переглядываемся, хватаем палочки. Джеймс закрывает спиной ребёнка, я подхожу к двери и спрашиваю:

– Кто?

– Дамблдор.

Мы переглядываемся ещё раз, потом Джеймс кивает, и я открываю дверь.

– Альбус! Что вы здесь делаете?

– Лили… Джеймс… Я пришёл предупредить вас. Похоже, Волдеморт за вами охотится.

Он встревожен. А я только отвожу взгляд в сторону. На языке крутится ответ, который совсем не понравится Дамблдору. Он ведь думает, что я начну собирать вещи и думать, куда спрятаться? Что подбегу к Гарри и буду над ним плакать, причитая о своей тяжкой доле? Нет, я…

Джеймс говорит за меня:

– Альбус, мы отражали его атаки трижды. Думаю, ещё один раз не станет для нас проблемой.

– Станет, Джеймс. Потому что теперь вы, а точнее, ваш сын, – его цель.

– Гарри? Почему он? – спрашиваю.

Дамблдор смотрит мне прямо в глаза. Лицо у него уставшее, видна каждая морщина. Он входит в гостиную и садится на диван.

***

Война.

Некоторые любят кидаться пафосными фразами о том, что она ломает судьбы. Ломает, конечно, но не стоит говорить об этом на каждом углу.

Терять близких – очень больно. Скажете, банальная фраза? А вы сначала сами попробуйте. Война сделала меня циничной и злой, не сильно, но как раз настолько, чтобы не бояться говорить правду. Джеймс иногда шутит, что верить можно только в слова человека, который видел фестралов, потому что этот человек никогда не будет врать. Бред, конечно, но что-то в этом заявлении всё-таки есть. Когда видишь смерть, начинаешь смотреть на мир другими глазами. Начинаешь сильнее любить жизнь, наверное. Вообще любить сильнее. Родных, мужа, друзей, детей…

Учишься искать счастье.

В детстве мама всегда говорила мне, что нужно искать счастье во всех событиях своей жизни. Говорила, что, если хорошенько вглядеться, то можно увидеть что-то хорошее во всём, даже в предательстве или смерти. Что все наши проблемы и негативные чувства идут от банального эгоизма, и что, если отдавать всю себя кому-то, кого ты любишь, будешь получать только от этого удовольствие.

Наверное, моя мать была идеалисткой и оптимисткой. Пусть. Я всё равно ей верила.

Моя мать умерла, мы не успели их вовремя спрятать. Её убил лично Волдеморт, перед этим долго пытав Круциатусом.

И кажется, скоро мне некого будет терять.

В моей жизни было много хорошего, но и плохого тоже было достаточно: смерть, разочарования в людях, предательство, грубость, фальшь…

В моей жизни было слишком много войны, чтобы назвать её счастливой. Но, тем не менее, я счастлива. Стараюсь быть счастливой, стараюсь держаться из последних сил. И Джеймс старается, я же вижу.

Мой муж вообще теперь совсем не тот, за кого я выходила замуж. Мы все, наверное, другие. А жизнь… Она у меня есть, и это главное.

Завтра Хэллоувин. Несмотря на то, что мы скрываемся, я очень надеюсь провести его счастливо и весело. В конце концов, со мной два самых главных человека в моей жизни – мой муж и мой сын. В конце концов, наш дом охраняется Фиделиусом, спасибо Питеру, что согласился взять на себя такую ответственность. В конце концов, иногда нужно забыть о том, что за окнами война, что гибнут люди, что вся страна погрязла в темноте и злости. Потому что есть вещи намного важнее – дружба, любовь, семья. И пока они есть в жизни, ничто не страшно.

Что бы ни случилось завтра, через месяц или через год, я постараюсь сделать так, чтобы мой сын был счастлив. Если потребуется, я отдам ему всю свою любовь, всю себя.

Любить – вот величайшее благо в жизни.

@темы: Поттеры, Орден Феникса, Гет, Фик, Конкурсная работа, Выкладка 3, Джеймс Поттер, Лили Поттер, Аластор Грюм

---

[House of York]

Рисунок снят и перенесен в сообщество Темных
по адресуwww.diary.ru/~albansk/p163525396.htm

@темы: Блэки, Джен, Пожиратели Смерти, Внеконкурс, Беллатрикс Лестрейндж, Рисунок