Автор: Команда ОФ
Бета: будет названа позже
Тип: слэш
Рейтинг: R
Персонажи: Ремус Люпин /НМП
Жанр: драма
Размер: мини (38000 знаков с пробелами)
Дисклеймер: канон принадлежит Джоан Роулинг
Саммари: Ремус Люпин по заданию Дамблдора должен отговорить старейшину общины оборотней от союза с Волдемортом
Тема задания: фик написан на свободную тему «Нелюдь среди людей»
Предупреждение: возможный ООС оборотней
Примечание 1: фик написан на командный конкурс «Битва за Англию»
Примечание 2 : за этот фик нужно голосовать по критерию «Раскрытие военной темы - личное» (и еще, разумеется, за общее впечатление).
читать дальше
Мы, оборотни, при встрече моментально узнаем друг друга.
Не знаю, чем это объясняется: особым чутьем или тайной магией, сути которой не понимаем мы сами. Не понимаем, но не ошибаемся никогда.
Вот и про гостя, которого однажды утром привел ко мне Дамблдор, я догадался сразу. Одного взгляда на тощего молодого паренька хватило, чтобы понять: передо мной оборотень. Парень тоже сообразил, конечно. Взъерошил коротко остриженные волосы, уставился на меня изучающим взглядом, неловко улыбнулся:
– Здравствуйте. Проходите, – я отступил назад, пропуская нежданных гостей в дом.
– Добрый день, Ремус, – сказал Дамблдор, уверенно направляясь в комнату, служившую мне и гостиной и спальней. – Прости, что без предупреждения.
– Вам я всегда рад.
Это было правдой. Особенно сейчас, когда вокруг день ото дня ширился круг знакомой по детству равнодушной пустоты. Будто неведомые существа фут за футом выедали радость прошлой – хогвартской – жизни.
– И я всегда рад тебя видеть. Познакомься, это Алекс.
– Ремус, – кивнул я, протягивая раскрытую ладонь. Алекс торопливо поднял руку для рукопожатия, и я заметил в кармане его мантии волшебную палочку. Выходит, он такой же, как я. Оборотень – маг. В Хогвартсе он не учился, это точно (судя по виду, мы с ним почти ровесники). Может быть, в другой магической школе?
– Очень приятно.
– Ремус, надеюсь ты не рассердишься, если я присяду? – спросил Дамблдор. – Прости старика: мне не так легко держаться на ногах. Особенно после совместной аппарации.
– Садитесь, конечно. Хотите чаю?
– Не откажемся, – согласился Дамблдор.
Про старость он явно преувеличивал. В его немощь мог поверить кто угодно, но не тот, кто видел хогвартского директора в бою. А я видел. Но сейчас он был «в образе» пожилого усталого мага и с довольным кряхтением уселся на приткнувшийся возле огромного стола диван. Алекс оглянулся, по-видимому, в поисках стула, но такового в моем жилище не обнаружил и сел рядом с Дамблдором.
– Как ты живешь, Ремус? – спросил тот спустя несколько минут, когда я разливал по чашкам свежезаваренный чай.
– Нормально, – честно ответил я, опускаясь на принесенный из кухни табурет. Нормально – значит никак. Впрочем, сейчас у меня была относительно постоянная работа в маггловском порту, где никто не удивлялся чьим-то регулярным исчезновениям и нездоровому виду. Время от времени там «исчезали» многие разнорабочие. Правда, обычно не в полнолуние, а после выплаты денег.
– Давно тебя не видел. Впрочем, не только тебя. На самое важное не хватает времени. А жаль.
Я только передернул плечами. Хотелось спросить, как дела в Ордене, но я не знал, имею ли на это право. К тому же здесь был Алекс, и я не представлял, насколько он в курсе наших дел. Вернее, их дел.
– Собраний давно не было, – словно угадал мои мысли Дамблдор. Он вообще часто и о многом догадывался. Не удивительно: его называли одним из сильнейших легилиментов современности. Но мне казалось, что магия здесь не причем: просто он хорошо разбирался в людях. – Да сейчас и не до собраний.
– Все так плохо?
– Ты же читаешь «Пророк». Даже того, о чем там пишут достаточно, чтобы составить картину, – он помолчал. – Ты давно виделся с друзьями?
– Не очень.
Дамблдор понимающе кивнул. Скрывать не было смысла: раз он спросил, значит знал. Или догадывался.
– Странные времена наступили. Люди не доверяют даже себе, не то что друг другу.
Я молча кивнул. Значит, я прав, и Джеймс с Сириусом то ли подозревают меня в предательстве, то ли попросту считают ненадежным, как «темное» существо. Больно, но в последнее время эта боль стала привычной. Не скажу, что ожидал подобного, но отчего-то не удивился. Значит, все-таки в глубине души ожидал.
– Это часть общего морока. Волдеморт держится на подобном. На разобщенности и подозрениях, – Дамблдор помолчал, видимо, давая мне возможность о чем-то рассказать или спросить. Но я не спрашивал, и он продолжил. – Ремус, я вынужден обратиться к тебе за помощью. К вам с Алексом.
Алекс кивнул. Выходит, уже знал о его планах.
– Что-то произошло? – спросил я.
– Ты слышал о Западном поселении оборотней?
– Немного.
О самом крупном в Британии обиталище моих соплеменников ходили разные слухи, большинство из которых, уверен, были выдумками досужих сплетников. Правда же, насколько я знал, заключалась в том, что местные оборотни жили предельно закрыто, почти не соприкасаясь с магами и магглами и не впуская посторонних в свой мир.
– Как и большинство магов. Веками повторяется одно и то же: мы живем бок о бок с другими народами, но ничего не знаем он них. Вернее, не желаем знать. Пока не отыщется тот, кто решит использовать их для своих целей.
Рассказ Дамблдора был сдержанным и коротким. Волдеморт пытался вербовать союзников среди британских великанов, гоблинов, оборотней. На его стороне теперь воевали дементоры: на мой взгляд, одни из самых отвратительных существ в мире. Тот, чье имя отваживались произносить лишь немногие смельчаки, собирал силы для решающего броска, и жители Западного поселения были для него желанными союзниками. Несколько сотен здоровых мужчин и женщин, в полнолуние становящихся грозным оружием. Переговоры со старейшинами поселка вел от имени Волдеморта Фенрир Грейбек (ни с кем, кроме сородичей, оборотни не желали иметь дела). Мы же с Алексом, согласно плану Дамблдора, должны были попытаться отговорить их от этого союза.
– Не буду скрывать, Ремус: это опасно, – сказал Дамблдор. – Никто не скажет точно, что там сейчас происходит. Ты можешь отказаться. Я пойму.
– Ты согласился? – спросил я Алекса, который, казалось, во время рассказа думал о чем-то своем – сидел молча, изредка делая маленький глоток из чашки. Странный парень.
– Да, – ответил он коротко и, как мне показалось, равнодушно. Будто его совершенно не волновало грядущее предприятие.
– Когда мы должны туда идти? – спросил я Дамблдора.
– В канун полнолуния, – нахмурил тот белые брови. – Это еще одно их условие. То есть уже завтра, Ремус.
***
Я думал, что нам предстоит отправиться в лес, вроде Запретного. Но Дамблдор переместил нас к грунтовой дороге, пересекавшей огромный, заросший желтеющий травой пустырь и исчезавшей внизу – под обрывом. Справа виднелись трубы каких-то маггловских строений, слева – высокая насыпь, по которой тянулось железнодорожное полотно. Я невольно поежился: от этого места веяло заброшенностью и неясной тоской. Хотя возможно, дело было в предстоящей встрече. Я еще ни разу не оказывался среди большого скопления оборотней. Алекс, должно быть, тоже.
– Где мы?
– По этой дороге вы придете к Западному поселению, – сказал Дамблдор. Он был собран и серьезен, от обычного добродушно-шутливого тона не осталось и следа. Вчера мы долго говорили, до самой ночи. Смешно, но Дамблдор рассказывал нам про оборотней. Историю их отношений с магами, маггловские легенды, случаи, подобные нынешнему, когда к помощи оборотней прибегали люди, желавшие захватить власть. Кровавые, грязные истории жестокости и предательства. – Пройдете вперед до ограды. Там будут ворота. Вас ждут, – он помолчал, потом добавил: – Будьте осторожны. Пожалуйста.
Некоторое время мы шли молча, глядя под ноги. Ботинки мгновенно покрылись противной серой пылью, поднимавшейся от наших шагов.
– В плохую погоду тут, наверное, не пройти, – заметил я, едва не оступившись на какой-то выбоине. – Зато и магглам не придет в голову здесь гулять
– Да, наверное, – отозвался Алекс и вновь замолчал.
Меня самого не назовешь болтуном, но даже по сравнению со мной он говорил очень мало и только тогда, когда к нему обращались. Высокомерия в этом не было, особой застенчивости, впрочем, тоже. Казалось, он попросту не привык разговаривать с другими людьми.
Спустя четверть часа дорога резко ушла вниз, к негустой, но длинной полоске деревьев. За ними обнаружилась изгородь, о которой говорил Дамблдор. Вот только не уточнил, что она из себя представляет.
Я ожидал увидеть что угодно: огромное каменное заграждение, высокий забор из острых кольев. Но никак не одинаковые бетонные столбы с натянутой между ними колючей проволокой, за которой виднелись уродливые приземистые постройки, стоявшие на вытоптанной серой земле. Это место скорее походило на маггловскую военную базу, но никак не на обиталище магических существ.
– Ничего себе! – Алекс поежился. – Что-то мне туда не хочется.
Тронутые ржавчиной глухие ворота скрипнули, отворилось маленькое окошко.
– Кто вы? – послышался женский голос.
– Мы от Альбуса Дамблдора! – крикнул я.
Одна из железных створок медленно поползла в сторону. Женщина в серой холщевой рубахе, подпоясанной грубым ремнем, на котором болталась кобура маггловского пистолета, несколько мгновений подозрительно разглядывала нас, потом кивнула:
– Проходите.
– Дана, кто там?
Со стороны построек к нам приближался бородатый мужчина. Из кармана его маггловских джинсов торчала рукоятка ножа.
– Это от Дамблдора.
– Интересно, – он подошел вплотную, остановился, сложив руки на груди. – Оборотни с волшебными палочками. Впервые вижу такое. Отдайте их Дане. Вам их вернут, когда будете уходить, – добавил он, заметив наши колебания.
Оставаться безоружными не хотелось, но деваться было некуда, и мы протянули палочки женщине. Та с интересом уставилась на них, поднесла ближе к глазам, рассматривая. Взмахнула моей, с кончика просыпалось несколько серебристых искр.
– Будь осторожна с этими штуками, – предостерег ее мужчина.
– Хорошо, Свэнс.
– Старый Рут примет вас завтра утром, – сказал наш новый знакомый. – Сегодня вы наши гости.
Мы с Алексом переглянулись. Выходит, нам предстоит пережить ночь полнолуния здесь, среди других оборотней.
– Старый Рут велел провести вас по поселению. Идемте. Можете задавать вопросы.
За свою недолгую, в общем-то, жизнь, я успел столкнуться со многими удивительными или страшными вещами – такое было время. Но увиденное в поселении поразило ужасом обыденного, привычного прозябания. Постройки из серых, обкрошившихся блоков или темно-красного старого кирпича, которые вначале показались мне заброшенными, оказывается, служили местным жителям домами. За мутными стеклами мелькали чьи-то лица, в небольшом закутке женщины развешивали на веревках холщевое белье, возле них сновали чумазые дети в простых рубашках. То здесь, то там попадались сложенные у стен маггловские инструменты: лопаты, грабли, кирки; откуда-то доносилось куриное кудахтанье.
– Вы сами все это построили? – спросил я
– Нет. Здесь когда-то была маггловская фабрика, – ответил Свэнс.
– Я думал, что вы живете в лесу.
– Лес впереди. Вернее, роща. В ней мы встречаем полнолуние. А там поля.
Я оглянулся и увидел вдалеке участки распаханной земли, огороженные все той же колючей проволокой.
– От кого вы их охраняете? – спросил я.
– От себя. Стая беснующихся волков способна вытоптать весь урожай.
– Вы живете тем, что выращиваете сами?
– Нет, конечно. Мужчины время от времени отправляются к магглам на заработки. А здесь мы в полнолуние запираем детей, – кивнул Свэнс на приземистое здание с зарешеченными окнами.
– Разве волки могут причинить вред волчатам? – удивился я.
– Волчатам не могут, а детям запросто. Многие начинают превращаться только к семи –десяти годам.
– А если не начинают? – спросил Алекс. – Если они остаются… нормальными? Вы их отдаете в обычный мир?
– Да кому они там нужны? Остаются здесь. Со временем большинство все равно заражается.
– Кто заставляет вас здесь жить? – спросил я, стараясь побороть подступившую к горлу тошноту.
– Никто, конечно. А где нам еще жить?
– Но ведь живут, – возразил Алекс.
– Живут, – согласился Свэнс. – Прячутся от властей в лесах, как люди Грейбека, или строят из себя обычных людей, а в полнолуние запираются в подвалах. Лучше уж среди своих.
***
– Как ты познакомился с Дамблдором? – спросил я Алекса, ворошившего угли в костре.
После недолгой «экскурсии», устроенной для нас Свэнсом, и трапезы, во время которой кусок не лез в горло, мы с Алексом ушли сюда, в Рощу луны, как называли ее местные. Отыскали маленькую поляну, развели огонь, достали захваченную из дома еду. За деревьями виднелись огоньки других костров: должно быть, не мы одни в эти последние «человеческие» часы тянулись к живому огню.
Ночь полнолуния приближалась медленно, напоминая о себе знакомым тянущим ощущением в мышцах, обострившимися зрением, обонянием и слухом. Сложно было усидеть на месте, хотелось идти куда-то, совершать ненужные, бессмысленные движения. Схожее состояние с наступлением вечера, по-видимому, охватило большинство местных: я замечал мечущиеся среди деревьев тени, слышал гортанные возгласы. Пару раз по пути в рощу мы с Алексом наткнулись на бесстыдно совокуплявшиеся парочки: вместе с другими животными инстинктами в эти часы обостряется похоть. Мне, ненавидевшему ожидание луны едва ли не больше, чем сами превращения, странно было наблюдать такое потакание своей природе. Обычно я старался занять себя чем-нибудь спокойным и размеренным: чтением, или монотонной работой, лишь бы не чувствовать, как телом и сознанием овладевает звериная сущность.
– Он знал моего отца, – ответил Алекс, поднося руки ближе к огню. Осень в этом году выдалась наредкость сухой и теплой, но ночам было довольно холодно.
– А кто твой отец?
– Оборотень.
Я не рассчитывал, что мой замкнутый напарник станет рассказывать о себе, но он начал говорить и, казалось, уже не мог остановиться. То ли близость полнолуния развязала язык, то ли он попросту нашел в моем лице кого-то, готового слушать.
История Алекса оказалась весьма обычной для нашего мира, как выразились бы магглы: «типичной». Он был сыном оборотня и волшебницы. Маги не одобряют подобные союзы. Не только из-за предрассудков, но потому, что потомство оборотней едва ли не в половине случаев наследует ликантропию. Правда, магглорожденная мать Алекса могла не вполне представлять опасность.
– Лет до семи все было нормально, – слегка хмурясь, сказал Алекс. – Выбросы магии, никаких признаков болезни. А потом началось.
Начались приступы в полнолуния, превращения сначала частичные, позже настоящие, «взрослые». Мать Алекса сразу постарела, осунулась, отец не мог простить себе того, что испортил жизнь любимой женщине и обрек на мучения сына. В доме словно поселился призрак беды, которая настигла влюбленных, несколько лет назад не прислушавшихся к доводам рассудка. К тому же, отчаянно не хватало денег: матери пришлось бросить работу в аптеке, а оборотню не так просто прокормить семью. И все же было не так плохо, пока не пропал отец. Некоторые считали, что он просто сбежал. Устал от семьи, от чувства вины. Но Алекс не верил.
– Отец никогда не бросил бы нас, – сказал он убежденно, и в его до сих пор отстраненном, даже пустом взгляде впервые блеснули отчаянные искорки. – Он был… удивительным. Очень хорошим. За мамой многие ухаживали, а она выбрала его.
Я кивнул, соглашаясь. Хотя понимал, что бывает груз, который нести невозможно.
После исчезновения отца Алекс жил вдвоем с матерью. Из магической деревни, где к ним с самого начала относились с подозрением, они перебрались на маггловскую окраину, в старый дом, главным достоинством которого был большой подвал с обитыми железом стенами. Мать вновь устроилась на работу – теперь маггловскую. Днем она стояла за прилавком в магазине возле автозаправки, вечером занималась с сыном, пытаясь научить его тому, что когда-то узнала в Хогвартсе. Позже Алекс начал помогать ей в магазине, в доме появилось больше денег. Жизнь вновь стала налаживаться. Пока несколько месяцев назад в одну из ночей полнолуния на двери, ведущей в подвал, не сломалась задвижка.
О произошедшем тогда Алекс не рассказал. Впрочем, он едва ли помнил, что сотворил в обличии волка. Превращения не оставляют нам четких воспоминаний, лишь смутное ощущение недавно владевшей тобой одержимости.
– А спустя несколько ночей, когда полнолуние закончилось, пришли люди Того-Кого-Нельзя-Называть, – бесцветно сказал Алекс. – И сожгли дом.
– А ты?
– Я успел аппарировать. Они же не знали, что я могу. Рассчитывали просто меня убить.
– Твоя мама спаслась? – спросил я, уже предполагая, каким будет ответ.
– Нет, – ответил Алекс. – Знаешь, мне иногда кажется, что этот… Свэнс прав. Такие, как мы, не должны жить среди людей.
– Мы люди.
– Не уверен. И уж точно другие так не считают.
– Дамблдор думает именно так. И мои друзья тоже.
– Друзья? Кто они?
– Маги.
– У таких, как мы, бывают друзья среди магов? – недоверчиво протянул Алекс.
– Выходит, бывают, – сказал я и тут же подумал, не был ли для Джеймса и Сириуса всего лишь очередным захватывающим приключением, которое закончилось вместе с детством. Впрочем, сейчас, когда окончательно стемнело, сердце забилось чаще, а мышцы налились тянущим предвкушением, размышлять о подобных вещах не стоило. И без того было тошно.
– Скорее бы! – выдохнул Алекс.
– Ты хочешь этого? – удивился я, пытаясь разглядеть выражение его лица в неверных отблесках гаснущего пламени.
– Нет, – помотал он головой. – Просто ненавижу ждать.
Понятно. Кто-то стремится оттянуть ненавистный миг, а кто-то мечтает быстрее пережить кошмар. Бессмысленно. Миг превращения наступает в положенный срок, не раньше и не позже.
– Затушить костры! – услышали мы трубный, кажется, усиленный Сонорусом голос. Хотя наверняка здесь пользовались не магией, а каким-нибудь маггловским приспособлением. – Затушить костры! Луна поднимается.
Подошвами ботинок мы торопливо затоптали тлеющие угли. Я поднял голову, огляделся по сторонам. Мимо нас, огибая черные стволы деревьев, двигались молчаливые тени. Словно завороженные, они шли в одном направлении: к круглой большой поляне, которую мы заметили по пути сюда. Нас никто не звал и уж точно не принуждал идти следом. Но мы, не сговариваясь, потянулись за людьми, ведомые то ли любопытством, то ли инстинктом стаи.
От кого-то я слышал о ритуалах, едва ли не молитвах, которыми оборотни встречают луну. Возможно, где-то все происходит именно так, но жители Западного поселения ждали момент превращения молча. Стояли плечо к плечу, обнаженные, и напряженно смотрели в небо, туда, где за рваными облаками угадывалось знакомое страшное свечение. Наш рок, наша судьба. Несмотря на осеннюю ночь, никто, кажется, не ощущал холода и не испытывал стыда, хотя ждали все вместе: мужчины, женщины, дети. Алекс вжикнул молнией своей маггловской куртки, прошептал:
– Ты не будешь раздеваться?
Мысль о публичном обнажении казалась мне отвратительной. Не из-за простой стеснительности, скорее, как свидетельство подчинения ненавистной животной сущности. Я помедлил, но потом тоже принялся стаскивать одежду: она оказалась бы безнадежно испорчена, а других вещей у нас с собой не было.
Последние минуты перед превращением, как это обычно бывает, запомнились плохо. Осталось только ощущение пылающей кожи, громовых ударов собственного сердца и вдруг оказавшейся в моей руке влажной ладони Алекса. Я сжал ее с благодарностью: простое прикосновение знакомого по другой – человеческой – жизни существа на миг вернуло меня к реальности из мира мучительных грез, в который мы погружались, как в наркотический транс.
Потом все случилось, как обычно. Холодный белый свет обжег глаза, заполнил все мое существо, и одновременно за ним пришла боль. Изменяющееся тело выламывало, казалось, что кости вытягивают из мышц. Со всех сторон слышались стоны, захлебывающиеся крики, жалобный вой испытывающих одинаковые муки существ. Прежде я не видел чужих превращений и сейчас с ужасом и уже нечеловеческим бурлящим восторгом наблюдал, как вытягиваются лица и конечности, превращаясь в морды и лапы, как удлиняются зубы и становятся крепкими когтями человеческие ногти, как выгибается, будто скручиваясь, хребет. Это было последним, что выхватило мутящееся человеческое сознание. Дальше человек во мне умер, его место занял волк. И волк в ту ночь был почти счастлив.
Вернувшись в человеческий облик, мы редко способны вспомнить часы превращений. В памяти остаются лишь отдельные картины и ощущения, которые так остры, что им не сравниться с привычными чувствами. Обычно это ужас и отчаянное желание вырваться из тесных стен, в которых заперт. Ты не видишь луну, но угадываешь ее, стремишься к ней всем существом, в кровь раздирая об пол лапы, надрывая воем связки. Жаждешь жертву, до краев наполненную горячей, пульсирующей кровью.
Почти невыносимая мука, после которой утром не хочется жить, потому что ноет все тело, а мозг кажется похожим на жидкую, остывающую кашу, в которой медленно ворочаются хлопья обрывочных мыслей. Хогвартские вылазки в свое время стали для меня спасением, но и они наутро оставляли тяжелый осадок усталости и разбитость.
Нынешней же ночью, среди сородичей, все было по-другому. Была не сдерживаемая никем свобода. Были обрушившиеся со всех сторон запахи и звуки, холодный воздух, обжигавший мощные легкие, зудящая сила в мышцах, заставлявшая мчаться за луной, огни волчьих глаз повсюду и общее на всех ликование. Потребность в жертве и точное знание, где эту жертву найти. Она всегда там, где луна. Просто надо бежать, не останавливаясь, отталкиваясь лапами от земли, почти взлетая в воздух. Бежать к источнику жизни, к сладкой, теплой, живительной крови. Источнику, увы, недостижимому.
Неожиданной стала боль от впившихся в морду острых прутьев. Перед глазами мелькнула черная трава, спину обожгло колючками. В небе заплясал белый диск: дразнящий, недоступный. А потом чей-то влажный нос ткнулся мне в шею, уха коснулся горячий язык. Волк, за мгновение до этого испытавший ту же, что и я, муку, утешал моего. Волк, которого я узнал, потому что мы вместе пришли в эту ночь. И боль отступила, нутро вновь заполнила бурлящая радость силы, уже разделенной на двоих.
Обратное превращение не походило ни на одно из прежних. Банально, но вернуться в человеческий облик под ясным утренним небом на сухой ароматной траве куда приятнее, чем на бетонном полу подвала или загаженном дощатом Визжащей хижины. Нынешнее возвращение было мягким, почти незаметным. Я словно медленно выныривал из тягучего сладкого сна, ощущая приятную расслабленность в мышцах и тяжесть в паху. Которую так правильно и естественно утолить с тем другим. С волком.
Позже я при всем желании не смог бы объяснить, как такое произошло. Как это вообще могло случиться со мной: животная страсть, ликующая похоть. Я просто повлекся к чужому телу – пылающему, возбужденному. Вернее, мы потянулись друг к другу, отчаянно сплетаясь руками и ногами, сталкиваясь носами, прикусывая солоноватую кожу на шее – там, где восхитительно близко пульсировали толстые нити сосудов.
То ли играя, то ли сражаясь, скуля от вожделения, мы перекатывались по земле. Шутя и всерьез каждый пытался подмять под себя соперника, не желал уступать и мечтал оказаться побежденными. Тот – другой сдался первым. Напоследок больно прихватив резцами мочку моего уха, перекатился на живот, уткнулся лицом в траву, призывно отклячил зад. Не медля, я навалился сверху, толкнулся в ложбинку меж его ягодиц, словно со стороны различая свой то ли стон, то ли вой. Второй тут же зажался, отпрянул, по-видимому, испугавшись, я принялся успокаивать его, оглаживая тощие бока, наугад тычась лицом в выступавшие позвонки, в поясницу. Но терпеть не было сил, и я стал судорожно тереться о его зад. Он, заскулив жалобно и обиженно, притянул к своему животу мою ладонь.
Кончил он первым: должно быть, хотел сильнее. Обмяк и лежал смирно, ждал моих финальных спазмов. Только застонал, когда я, мелко дрожа всем телом, прикусил его загривок. Он тут же извернулся, благодарно лизнул мою щеку.
Мы приходили в себя медленно, и вместе с пробуждением сознания рождалась неловкость. Алекс поднял лицо, еще хранившее шалую расслабленность недавнего удовольствия, и тут же отвел глаза, уткнулся в мое плечо. Я погладил его по коротким волосам. Лежать в обнимку было стыдно, но утренний холод, который мы постепенно начинали ощущать, не позволял расцепиться. Уже став людьми, мы грелись друг о друга, как прибившиеся друг к другу животные.
– С возвращением, мальчики, – звонкий женский голос заставил нас отпрянуть друг от друга, прикрыться ладонями.
Должно быть, выглядели мы уморительно, потому что окликнувшая нас круглолицая женщина от души рассмеялась:
– Ничего, не кукситесь. После полнолуния такое случается. Хочется-то наутро, сил нет, – ее светлые глаза озорно блеснули. – Хуже, если завалишь девчонку, а она понесет. Придется потом кормить волчонка.
Упоминание о «волчатах» подействовало на меня, как опрокинутый на голову кувшин ледяной воды. Алекс тоже нахмурился.
– Что вам нужно? – спросил я.
– Мне ничего, – вновь рассмеялась женщина и бросила на траву небрежно перевязанный бечевкой холщовый мешок. – А вот вам не помешает одеться. Завтракайте и отправляйтесь к старому Руту, – добавила она. - Вас проводят.
Не знаю, чем это объясняется: особым чутьем или тайной магией, сути которой не понимаем мы сами. Не понимаем, но не ошибаемся никогда.
Вот и про гостя, которого однажды утром привел ко мне Дамблдор, я догадался сразу. Одного взгляда на тощего молодого паренька хватило, чтобы понять: передо мной оборотень. Парень тоже сообразил, конечно. Взъерошил коротко остриженные волосы, уставился на меня изучающим взглядом, неловко улыбнулся:
– Здравствуйте. Проходите, – я отступил назад, пропуская нежданных гостей в дом.
– Добрый день, Ремус, – сказал Дамблдор, уверенно направляясь в комнату, служившую мне и гостиной и спальней. – Прости, что без предупреждения.
– Вам я всегда рад.
Это было правдой. Особенно сейчас, когда вокруг день ото дня ширился круг знакомой по детству равнодушной пустоты. Будто неведомые существа фут за футом выедали радость прошлой – хогвартской – жизни.
– И я всегда рад тебя видеть. Познакомься, это Алекс.
– Ремус, – кивнул я, протягивая раскрытую ладонь. Алекс торопливо поднял руку для рукопожатия, и я заметил в кармане его мантии волшебную палочку. Выходит, он такой же, как я. Оборотень – маг. В Хогвартсе он не учился, это точно (судя по виду, мы с ним почти ровесники). Может быть, в другой магической школе?
– Очень приятно.
– Ремус, надеюсь ты не рассердишься, если я присяду? – спросил Дамблдор. – Прости старика: мне не так легко держаться на ногах. Особенно после совместной аппарации.
– Садитесь, конечно. Хотите чаю?
– Не откажемся, – согласился Дамблдор.
Про старость он явно преувеличивал. В его немощь мог поверить кто угодно, но не тот, кто видел хогвартского директора в бою. А я видел. Но сейчас он был «в образе» пожилого усталого мага и с довольным кряхтением уселся на приткнувшийся возле огромного стола диван. Алекс оглянулся, по-видимому, в поисках стула, но такового в моем жилище не обнаружил и сел рядом с Дамблдором.
– Как ты живешь, Ремус? – спросил тот спустя несколько минут, когда я разливал по чашкам свежезаваренный чай.
– Нормально, – честно ответил я, опускаясь на принесенный из кухни табурет. Нормально – значит никак. Впрочем, сейчас у меня была относительно постоянная работа в маггловском порту, где никто не удивлялся чьим-то регулярным исчезновениям и нездоровому виду. Время от времени там «исчезали» многие разнорабочие. Правда, обычно не в полнолуние, а после выплаты денег.
– Давно тебя не видел. Впрочем, не только тебя. На самое важное не хватает времени. А жаль.
Я только передернул плечами. Хотелось спросить, как дела в Ордене, но я не знал, имею ли на это право. К тому же здесь был Алекс, и я не представлял, насколько он в курсе наших дел. Вернее, их дел.
– Собраний давно не было, – словно угадал мои мысли Дамблдор. Он вообще часто и о многом догадывался. Не удивительно: его называли одним из сильнейших легилиментов современности. Но мне казалось, что магия здесь не причем: просто он хорошо разбирался в людях. – Да сейчас и не до собраний.
– Все так плохо?
– Ты же читаешь «Пророк». Даже того, о чем там пишут достаточно, чтобы составить картину, – он помолчал. – Ты давно виделся с друзьями?
– Не очень.
Дамблдор понимающе кивнул. Скрывать не было смысла: раз он спросил, значит знал. Или догадывался.
– Странные времена наступили. Люди не доверяют даже себе, не то что друг другу.
Я молча кивнул. Значит, я прав, и Джеймс с Сириусом то ли подозревают меня в предательстве, то ли попросту считают ненадежным, как «темное» существо. Больно, но в последнее время эта боль стала привычной. Не скажу, что ожидал подобного, но отчего-то не удивился. Значит, все-таки в глубине души ожидал.
– Это часть общего морока. Волдеморт держится на подобном. На разобщенности и подозрениях, – Дамблдор помолчал, видимо, давая мне возможность о чем-то рассказать или спросить. Но я не спрашивал, и он продолжил. – Ремус, я вынужден обратиться к тебе за помощью. К вам с Алексом.
Алекс кивнул. Выходит, уже знал о его планах.
– Что-то произошло? – спросил я.
– Ты слышал о Западном поселении оборотней?
– Немного.
О самом крупном в Британии обиталище моих соплеменников ходили разные слухи, большинство из которых, уверен, были выдумками досужих сплетников. Правда же, насколько я знал, заключалась в том, что местные оборотни жили предельно закрыто, почти не соприкасаясь с магами и магглами и не впуская посторонних в свой мир.
– Как и большинство магов. Веками повторяется одно и то же: мы живем бок о бок с другими народами, но ничего не знаем он них. Вернее, не желаем знать. Пока не отыщется тот, кто решит использовать их для своих целей.
Рассказ Дамблдора был сдержанным и коротким. Волдеморт пытался вербовать союзников среди британских великанов, гоблинов, оборотней. На его стороне теперь воевали дементоры: на мой взгляд, одни из самых отвратительных существ в мире. Тот, чье имя отваживались произносить лишь немногие смельчаки, собирал силы для решающего броска, и жители Западного поселения были для него желанными союзниками. Несколько сотен здоровых мужчин и женщин, в полнолуние становящихся грозным оружием. Переговоры со старейшинами поселка вел от имени Волдеморта Фенрир Грейбек (ни с кем, кроме сородичей, оборотни не желали иметь дела). Мы же с Алексом, согласно плану Дамблдора, должны были попытаться отговорить их от этого союза.
– Не буду скрывать, Ремус: это опасно, – сказал Дамблдор. – Никто не скажет точно, что там сейчас происходит. Ты можешь отказаться. Я пойму.
– Ты согласился? – спросил я Алекса, который, казалось, во время рассказа думал о чем-то своем – сидел молча, изредка делая маленький глоток из чашки. Странный парень.
– Да, – ответил он коротко и, как мне показалось, равнодушно. Будто его совершенно не волновало грядущее предприятие.
– Когда мы должны туда идти? – спросил я Дамблдора.
– В канун полнолуния, – нахмурил тот белые брови. – Это еще одно их условие. То есть уже завтра, Ремус.
***
Я думал, что нам предстоит отправиться в лес, вроде Запретного. Но Дамблдор переместил нас к грунтовой дороге, пересекавшей огромный, заросший желтеющий травой пустырь и исчезавшей внизу – под обрывом. Справа виднелись трубы каких-то маггловских строений, слева – высокая насыпь, по которой тянулось железнодорожное полотно. Я невольно поежился: от этого места веяло заброшенностью и неясной тоской. Хотя возможно, дело было в предстоящей встрече. Я еще ни разу не оказывался среди большого скопления оборотней. Алекс, должно быть, тоже.
– Где мы?
– По этой дороге вы придете к Западному поселению, – сказал Дамблдор. Он был собран и серьезен, от обычного добродушно-шутливого тона не осталось и следа. Вчера мы долго говорили, до самой ночи. Смешно, но Дамблдор рассказывал нам про оборотней. Историю их отношений с магами, маггловские легенды, случаи, подобные нынешнему, когда к помощи оборотней прибегали люди, желавшие захватить власть. Кровавые, грязные истории жестокости и предательства. – Пройдете вперед до ограды. Там будут ворота. Вас ждут, – он помолчал, потом добавил: – Будьте осторожны. Пожалуйста.
Некоторое время мы шли молча, глядя под ноги. Ботинки мгновенно покрылись противной серой пылью, поднимавшейся от наших шагов.
– В плохую погоду тут, наверное, не пройти, – заметил я, едва не оступившись на какой-то выбоине. – Зато и магглам не придет в голову здесь гулять
– Да, наверное, – отозвался Алекс и вновь замолчал.
Меня самого не назовешь болтуном, но даже по сравнению со мной он говорил очень мало и только тогда, когда к нему обращались. Высокомерия в этом не было, особой застенчивости, впрочем, тоже. Казалось, он попросту не привык разговаривать с другими людьми.
Спустя четверть часа дорога резко ушла вниз, к негустой, но длинной полоске деревьев. За ними обнаружилась изгородь, о которой говорил Дамблдор. Вот только не уточнил, что она из себя представляет.
Я ожидал увидеть что угодно: огромное каменное заграждение, высокий забор из острых кольев. Но никак не одинаковые бетонные столбы с натянутой между ними колючей проволокой, за которой виднелись уродливые приземистые постройки, стоявшие на вытоптанной серой земле. Это место скорее походило на маггловскую военную базу, но никак не на обиталище магических существ.
– Ничего себе! – Алекс поежился. – Что-то мне туда не хочется.
Тронутые ржавчиной глухие ворота скрипнули, отворилось маленькое окошко.
– Кто вы? – послышался женский голос.
– Мы от Альбуса Дамблдора! – крикнул я.
Одна из железных створок медленно поползла в сторону. Женщина в серой холщевой рубахе, подпоясанной грубым ремнем, на котором болталась кобура маггловского пистолета, несколько мгновений подозрительно разглядывала нас, потом кивнула:
– Проходите.
– Дана, кто там?
Со стороны построек к нам приближался бородатый мужчина. Из кармана его маггловских джинсов торчала рукоятка ножа.
– Это от Дамблдора.
– Интересно, – он подошел вплотную, остановился, сложив руки на груди. – Оборотни с волшебными палочками. Впервые вижу такое. Отдайте их Дане. Вам их вернут, когда будете уходить, – добавил он, заметив наши колебания.
Оставаться безоружными не хотелось, но деваться было некуда, и мы протянули палочки женщине. Та с интересом уставилась на них, поднесла ближе к глазам, рассматривая. Взмахнула моей, с кончика просыпалось несколько серебристых искр.
– Будь осторожна с этими штуками, – предостерег ее мужчина.
– Хорошо, Свэнс.
– Старый Рут примет вас завтра утром, – сказал наш новый знакомый. – Сегодня вы наши гости.
Мы с Алексом переглянулись. Выходит, нам предстоит пережить ночь полнолуния здесь, среди других оборотней.
– Старый Рут велел провести вас по поселению. Идемте. Можете задавать вопросы.
За свою недолгую, в общем-то, жизнь, я успел столкнуться со многими удивительными или страшными вещами – такое было время. Но увиденное в поселении поразило ужасом обыденного, привычного прозябания. Постройки из серых, обкрошившихся блоков или темно-красного старого кирпича, которые вначале показались мне заброшенными, оказывается, служили местным жителям домами. За мутными стеклами мелькали чьи-то лица, в небольшом закутке женщины развешивали на веревках холщевое белье, возле них сновали чумазые дети в простых рубашках. То здесь, то там попадались сложенные у стен маггловские инструменты: лопаты, грабли, кирки; откуда-то доносилось куриное кудахтанье.
– Вы сами все это построили? – спросил я
– Нет. Здесь когда-то была маггловская фабрика, – ответил Свэнс.
– Я думал, что вы живете в лесу.
– Лес впереди. Вернее, роща. В ней мы встречаем полнолуние. А там поля.
Я оглянулся и увидел вдалеке участки распаханной земли, огороженные все той же колючей проволокой.
– От кого вы их охраняете? – спросил я.
– От себя. Стая беснующихся волков способна вытоптать весь урожай.
– Вы живете тем, что выращиваете сами?
– Нет, конечно. Мужчины время от времени отправляются к магглам на заработки. А здесь мы в полнолуние запираем детей, – кивнул Свэнс на приземистое здание с зарешеченными окнами.
– Разве волки могут причинить вред волчатам? – удивился я.
– Волчатам не могут, а детям запросто. Многие начинают превращаться только к семи –десяти годам.
– А если не начинают? – спросил Алекс. – Если они остаются… нормальными? Вы их отдаете в обычный мир?
– Да кому они там нужны? Остаются здесь. Со временем большинство все равно заражается.
– Кто заставляет вас здесь жить? – спросил я, стараясь побороть подступившую к горлу тошноту.
– Никто, конечно. А где нам еще жить?
– Но ведь живут, – возразил Алекс.
– Живут, – согласился Свэнс. – Прячутся от властей в лесах, как люди Грейбека, или строят из себя обычных людей, а в полнолуние запираются в подвалах. Лучше уж среди своих.
***
– Как ты познакомился с Дамблдором? – спросил я Алекса, ворошившего угли в костре.
После недолгой «экскурсии», устроенной для нас Свэнсом, и трапезы, во время которой кусок не лез в горло, мы с Алексом ушли сюда, в Рощу луны, как называли ее местные. Отыскали маленькую поляну, развели огонь, достали захваченную из дома еду. За деревьями виднелись огоньки других костров: должно быть, не мы одни в эти последние «человеческие» часы тянулись к живому огню.
Ночь полнолуния приближалась медленно, напоминая о себе знакомым тянущим ощущением в мышцах, обострившимися зрением, обонянием и слухом. Сложно было усидеть на месте, хотелось идти куда-то, совершать ненужные, бессмысленные движения. Схожее состояние с наступлением вечера, по-видимому, охватило большинство местных: я замечал мечущиеся среди деревьев тени, слышал гортанные возгласы. Пару раз по пути в рощу мы с Алексом наткнулись на бесстыдно совокуплявшиеся парочки: вместе с другими животными инстинктами в эти часы обостряется похоть. Мне, ненавидевшему ожидание луны едва ли не больше, чем сами превращения, странно было наблюдать такое потакание своей природе. Обычно я старался занять себя чем-нибудь спокойным и размеренным: чтением, или монотонной работой, лишь бы не чувствовать, как телом и сознанием овладевает звериная сущность.
– Он знал моего отца, – ответил Алекс, поднося руки ближе к огню. Осень в этом году выдалась наредкость сухой и теплой, но ночам было довольно холодно.
– А кто твой отец?
– Оборотень.
Я не рассчитывал, что мой замкнутый напарник станет рассказывать о себе, но он начал говорить и, казалось, уже не мог остановиться. То ли близость полнолуния развязала язык, то ли он попросту нашел в моем лице кого-то, готового слушать.
История Алекса оказалась весьма обычной для нашего мира, как выразились бы магглы: «типичной». Он был сыном оборотня и волшебницы. Маги не одобряют подобные союзы. Не только из-за предрассудков, но потому, что потомство оборотней едва ли не в половине случаев наследует ликантропию. Правда, магглорожденная мать Алекса могла не вполне представлять опасность.
– Лет до семи все было нормально, – слегка хмурясь, сказал Алекс. – Выбросы магии, никаких признаков болезни. А потом началось.
Начались приступы в полнолуния, превращения сначала частичные, позже настоящие, «взрослые». Мать Алекса сразу постарела, осунулась, отец не мог простить себе того, что испортил жизнь любимой женщине и обрек на мучения сына. В доме словно поселился призрак беды, которая настигла влюбленных, несколько лет назад не прислушавшихся к доводам рассудка. К тому же, отчаянно не хватало денег: матери пришлось бросить работу в аптеке, а оборотню не так просто прокормить семью. И все же было не так плохо, пока не пропал отец. Некоторые считали, что он просто сбежал. Устал от семьи, от чувства вины. Но Алекс не верил.
– Отец никогда не бросил бы нас, – сказал он убежденно, и в его до сих пор отстраненном, даже пустом взгляде впервые блеснули отчаянные искорки. – Он был… удивительным. Очень хорошим. За мамой многие ухаживали, а она выбрала его.
Я кивнул, соглашаясь. Хотя понимал, что бывает груз, который нести невозможно.
После исчезновения отца Алекс жил вдвоем с матерью. Из магической деревни, где к ним с самого начала относились с подозрением, они перебрались на маггловскую окраину, в старый дом, главным достоинством которого был большой подвал с обитыми железом стенами. Мать вновь устроилась на работу – теперь маггловскую. Днем она стояла за прилавком в магазине возле автозаправки, вечером занималась с сыном, пытаясь научить его тому, что когда-то узнала в Хогвартсе. Позже Алекс начал помогать ей в магазине, в доме появилось больше денег. Жизнь вновь стала налаживаться. Пока несколько месяцев назад в одну из ночей полнолуния на двери, ведущей в подвал, не сломалась задвижка.
О произошедшем тогда Алекс не рассказал. Впрочем, он едва ли помнил, что сотворил в обличии волка. Превращения не оставляют нам четких воспоминаний, лишь смутное ощущение недавно владевшей тобой одержимости.
– А спустя несколько ночей, когда полнолуние закончилось, пришли люди Того-Кого-Нельзя-Называть, – бесцветно сказал Алекс. – И сожгли дом.
– А ты?
– Я успел аппарировать. Они же не знали, что я могу. Рассчитывали просто меня убить.
– Твоя мама спаслась? – спросил я, уже предполагая, каким будет ответ.
– Нет, – ответил Алекс. – Знаешь, мне иногда кажется, что этот… Свэнс прав. Такие, как мы, не должны жить среди людей.
– Мы люди.
– Не уверен. И уж точно другие так не считают.
– Дамблдор думает именно так. И мои друзья тоже.
– Друзья? Кто они?
– Маги.
– У таких, как мы, бывают друзья среди магов? – недоверчиво протянул Алекс.
– Выходит, бывают, – сказал я и тут же подумал, не был ли для Джеймса и Сириуса всего лишь очередным захватывающим приключением, которое закончилось вместе с детством. Впрочем, сейчас, когда окончательно стемнело, сердце забилось чаще, а мышцы налились тянущим предвкушением, размышлять о подобных вещах не стоило. И без того было тошно.
– Скорее бы! – выдохнул Алекс.
– Ты хочешь этого? – удивился я, пытаясь разглядеть выражение его лица в неверных отблесках гаснущего пламени.
– Нет, – помотал он головой. – Просто ненавижу ждать.
Понятно. Кто-то стремится оттянуть ненавистный миг, а кто-то мечтает быстрее пережить кошмар. Бессмысленно. Миг превращения наступает в положенный срок, не раньше и не позже.
– Затушить костры! – услышали мы трубный, кажется, усиленный Сонорусом голос. Хотя наверняка здесь пользовались не магией, а каким-нибудь маггловским приспособлением. – Затушить костры! Луна поднимается.
Подошвами ботинок мы торопливо затоптали тлеющие угли. Я поднял голову, огляделся по сторонам. Мимо нас, огибая черные стволы деревьев, двигались молчаливые тени. Словно завороженные, они шли в одном направлении: к круглой большой поляне, которую мы заметили по пути сюда. Нас никто не звал и уж точно не принуждал идти следом. Но мы, не сговариваясь, потянулись за людьми, ведомые то ли любопытством, то ли инстинктом стаи.
От кого-то я слышал о ритуалах, едва ли не молитвах, которыми оборотни встречают луну. Возможно, где-то все происходит именно так, но жители Западного поселения ждали момент превращения молча. Стояли плечо к плечу, обнаженные, и напряженно смотрели в небо, туда, где за рваными облаками угадывалось знакомое страшное свечение. Наш рок, наша судьба. Несмотря на осеннюю ночь, никто, кажется, не ощущал холода и не испытывал стыда, хотя ждали все вместе: мужчины, женщины, дети. Алекс вжикнул молнией своей маггловской куртки, прошептал:
– Ты не будешь раздеваться?
Мысль о публичном обнажении казалась мне отвратительной. Не из-за простой стеснительности, скорее, как свидетельство подчинения ненавистной животной сущности. Я помедлил, но потом тоже принялся стаскивать одежду: она оказалась бы безнадежно испорчена, а других вещей у нас с собой не было.
Последние минуты перед превращением, как это обычно бывает, запомнились плохо. Осталось только ощущение пылающей кожи, громовых ударов собственного сердца и вдруг оказавшейся в моей руке влажной ладони Алекса. Я сжал ее с благодарностью: простое прикосновение знакомого по другой – человеческой – жизни существа на миг вернуло меня к реальности из мира мучительных грез, в который мы погружались, как в наркотический транс.
Потом все случилось, как обычно. Холодный белый свет обжег глаза, заполнил все мое существо, и одновременно за ним пришла боль. Изменяющееся тело выламывало, казалось, что кости вытягивают из мышц. Со всех сторон слышались стоны, захлебывающиеся крики, жалобный вой испытывающих одинаковые муки существ. Прежде я не видел чужих превращений и сейчас с ужасом и уже нечеловеческим бурлящим восторгом наблюдал, как вытягиваются лица и конечности, превращаясь в морды и лапы, как удлиняются зубы и становятся крепкими когтями человеческие ногти, как выгибается, будто скручиваясь, хребет. Это было последним, что выхватило мутящееся человеческое сознание. Дальше человек во мне умер, его место занял волк. И волк в ту ночь был почти счастлив.
Вернувшись в человеческий облик, мы редко способны вспомнить часы превращений. В памяти остаются лишь отдельные картины и ощущения, которые так остры, что им не сравниться с привычными чувствами. Обычно это ужас и отчаянное желание вырваться из тесных стен, в которых заперт. Ты не видишь луну, но угадываешь ее, стремишься к ней всем существом, в кровь раздирая об пол лапы, надрывая воем связки. Жаждешь жертву, до краев наполненную горячей, пульсирующей кровью.
Почти невыносимая мука, после которой утром не хочется жить, потому что ноет все тело, а мозг кажется похожим на жидкую, остывающую кашу, в которой медленно ворочаются хлопья обрывочных мыслей. Хогвартские вылазки в свое время стали для меня спасением, но и они наутро оставляли тяжелый осадок усталости и разбитость.
Нынешней же ночью, среди сородичей, все было по-другому. Была не сдерживаемая никем свобода. Были обрушившиеся со всех сторон запахи и звуки, холодный воздух, обжигавший мощные легкие, зудящая сила в мышцах, заставлявшая мчаться за луной, огни волчьих глаз повсюду и общее на всех ликование. Потребность в жертве и точное знание, где эту жертву найти. Она всегда там, где луна. Просто надо бежать, не останавливаясь, отталкиваясь лапами от земли, почти взлетая в воздух. Бежать к источнику жизни, к сладкой, теплой, живительной крови. Источнику, увы, недостижимому.
Неожиданной стала боль от впившихся в морду острых прутьев. Перед глазами мелькнула черная трава, спину обожгло колючками. В небе заплясал белый диск: дразнящий, недоступный. А потом чей-то влажный нос ткнулся мне в шею, уха коснулся горячий язык. Волк, за мгновение до этого испытавший ту же, что и я, муку, утешал моего. Волк, которого я узнал, потому что мы вместе пришли в эту ночь. И боль отступила, нутро вновь заполнила бурлящая радость силы, уже разделенной на двоих.
Обратное превращение не походило ни на одно из прежних. Банально, но вернуться в человеческий облик под ясным утренним небом на сухой ароматной траве куда приятнее, чем на бетонном полу подвала или загаженном дощатом Визжащей хижины. Нынешнее возвращение было мягким, почти незаметным. Я словно медленно выныривал из тягучего сладкого сна, ощущая приятную расслабленность в мышцах и тяжесть в паху. Которую так правильно и естественно утолить с тем другим. С волком.
Позже я при всем желании не смог бы объяснить, как такое произошло. Как это вообще могло случиться со мной: животная страсть, ликующая похоть. Я просто повлекся к чужому телу – пылающему, возбужденному. Вернее, мы потянулись друг к другу, отчаянно сплетаясь руками и ногами, сталкиваясь носами, прикусывая солоноватую кожу на шее – там, где восхитительно близко пульсировали толстые нити сосудов.
То ли играя, то ли сражаясь, скуля от вожделения, мы перекатывались по земле. Шутя и всерьез каждый пытался подмять под себя соперника, не желал уступать и мечтал оказаться побежденными. Тот – другой сдался первым. Напоследок больно прихватив резцами мочку моего уха, перекатился на живот, уткнулся лицом в траву, призывно отклячил зад. Не медля, я навалился сверху, толкнулся в ложбинку меж его ягодиц, словно со стороны различая свой то ли стон, то ли вой. Второй тут же зажался, отпрянул, по-видимому, испугавшись, я принялся успокаивать его, оглаживая тощие бока, наугад тычась лицом в выступавшие позвонки, в поясницу. Но терпеть не было сил, и я стал судорожно тереться о его зад. Он, заскулив жалобно и обиженно, притянул к своему животу мою ладонь.
Кончил он первым: должно быть, хотел сильнее. Обмяк и лежал смирно, ждал моих финальных спазмов. Только застонал, когда я, мелко дрожа всем телом, прикусил его загривок. Он тут же извернулся, благодарно лизнул мою щеку.
Мы приходили в себя медленно, и вместе с пробуждением сознания рождалась неловкость. Алекс поднял лицо, еще хранившее шалую расслабленность недавнего удовольствия, и тут же отвел глаза, уткнулся в мое плечо. Я погладил его по коротким волосам. Лежать в обнимку было стыдно, но утренний холод, который мы постепенно начинали ощущать, не позволял расцепиться. Уже став людьми, мы грелись друг о друга, как прибившиеся друг к другу животные.
– С возвращением, мальчики, – звонкий женский голос заставил нас отпрянуть друг от друга, прикрыться ладонями.
Должно быть, выглядели мы уморительно, потому что окликнувшая нас круглолицая женщина от души рассмеялась:
– Ничего, не кукситесь. После полнолуния такое случается. Хочется-то наутро, сил нет, – ее светлые глаза озорно блеснули. – Хуже, если завалишь девчонку, а она понесет. Придется потом кормить волчонка.
Упоминание о «волчатах» подействовало на меня, как опрокинутый на голову кувшин ледяной воды. Алекс тоже нахмурился.
– Что вам нужно? – спросил я.
– Мне ничего, – вновь рассмеялась женщина и бросила на траву небрежно перевязанный бечевкой холщовый мешок. – А вот вам не помешает одеться. Завтракайте и отправляйтесь к старому Руту, – добавила она. - Вас проводят.